«Сталин на проводе...»

Бывший сменовец Михаил Нейштадт первым в городе узнал о начале войны

Михаил Нейштадт - человек, о котором в кругах питерских журналистов складывались легенды. Говорили, например, что за 35 лет работы на различных должностях в газете «Смена» Нейштадт не взял ни одного больничного листа. И что за все эти годы только два раза он был в отпуске. Услышав от меня об этом, Михаил Хононович улыбнулся и поправил: «Один раз». И пояснил: «Когда работаю, я лучше себя чувствую, чем когда отдыхаю».

«Финскую границу не переходить!»
- Михаил Хононович, это правда, что вы первым в Ленинграде узнали о начале войны?
- Это стечение обстоятельств, а не моя заслуга. Я служил телеграфистом на узле связи Ленинградского военного округа, в Главном штабе на Дворцовой площади. И дежурил в ночь на 22 июня 1941 года. В начале четвертого утра мой аппарат Бодо «застрекотал». Москва, Генеральный штаб Красной Армии, заместитель наркома обороны: «Срочно к аппарату командующего Ленинградским округом генерал-полковника Попова». Командующего в Ленинграде не оказалось. «Тогда начальника штаба». Минут через сорок прибыл Никишев. И ему сообщили: немцы перешли границу СССР.


И передали приказ наркома обороны Тимошенко: «Привести войска в боевую готовность, но… границу Финляндии не переходить!» В наркомате почему-то решили, что наши войска сразу перейдут в наступление.

Мое дежурство заканчивалось в 8 утра, но еще почти четыре часа нас никуда не выпускали. Чтобы раньше времени «не разболтали» о начале войны.

«Слушая Сталина, стал сталинистом»
- А как вы оказались в Смольном?
- В июле там был создан узел связи при штабе обороны города. Около 11 часов утра открывается дверь - входят Ворошилов и Жданов. Ладно я, двадцатилетний солдатик, чуть не опешил (такие люди!), но и командир наш Ильичев тоже растерялся и, докладывая, от волнения перепутал должность Ворошилова. Вместо: «Товарищ заместитель председателя Совета Народных Комиссаров» говорит: «Товарищ заместитель наркома обороны…»


Разговоры с Москвой стали ежедневными и еженощными. На том конце провода были когда Шапошников, когда Мехлис, а когда и Сталин. Телеграфная связь противником не перехватывалась, поэтому разговоры велись абсолютно откровенно. Иногда они были очень интересные.

Слушая Сталина, я, признаюсь, стал сталинистом. Иосиф Виссарионович знал по фамилиям всех директоров крупных предприятий, других ответственных работников. Свободно ориентировался в населенных пунктах. Вникал он буквально во все. Указания давал конкретные. В последние годы пишут, дескать, Сталин готов был сдать Ленинград. Чушь! Я сам слышал, как он требовал создать вторую линию обороны. А сколько раз говорил: «Ленинград ни в коем случае не должен быть сдан!»

«Жуков грозил мне пистолетом»
Жуков, сменивший Ворошилова на посту командующего Ленинградским фронтом, был, конечно, большой теоретик и стратег. Но он не считался с потерями. «Наступать!» - приказывал. «Георгий Константинович, нельзя наступать!» - «Наступать, я сказал!» Личностью он мне показался малоприятной. Однажды приказывает: «Вызовите Москву». Вызвали. И вдруг, только начались переговоры, связь прервалась.

Жуков выхватил из кобуры пистолет: «Что за дела?!» Вероятно, посчитал виновниками нас с напарником. А нам откуда знать? У нас все в порядке. Может, на линии провод где осколком перебило. Хорошо, что связь минут через 15 восстановилась.

Говоров, руководивший потом обороной города до самого снятия блокады, был полная противоположность Жукову. Высококультурный, воспитанный, интеллигентный. И Жданов был высококультурный и эрудированный человек. Сталин советовался со Ждановым: «Андрей Александрович, а как вы считаете?..» Но говорил Жданов очень длинно, путано.

Нас, связистов, в Смольном было человек пять или шесть. Каждые 5 дней с Москвой согласовывался списочный состав. На узле связи не должно быть случайных людей.

После ответственных переговоров генералы, не участвовавшие в них, выпытывали у нас: «О чем говорили?» Приходилось отнекиваться: «Ничего не знаю». Это было неправдой. Но что оставалось делать - переговоры секретные!

Вожди не ели ананасы
- Продуктовый паек у солдат, служивших в Смольном, был как у всех остальных на Ленинградском фронте?
- В Смольном было мое рабочее место, а все остальное время я находился в казарме в районе Витебского вокзала. Мы получали обычный солдатский паек. Только однажды, 7 ноября, когда фактически всю ночь Жданов, Ворошилов и прибывший из Москвы Косыгин вели переговоры, они пили чай с бутербродиками и предложили нам.

- Я читал, что подвалы Смольного были завалены продуктами. Что партийное и военное руководство города чуть ли не ананасами питалось…
- Стопроцентная сказка! Общую столовую, ту, что на первом этаже, закрыли осенью 41-го. Где питались вожди, я не знаю, но, думаю, что если бы что-то такое было, мы бы во всяком случае прослышали.

От Невского пятачка до Хельсинки
- Михаил Хононович, в Смольном вы долго не задержались. Почему?
- Во второй половине ноября 41-го нас пятерых, как наиболее опытных, направили на Невский пятачок. Планировался прорыв блокады. Нужно было оборудовать передвижной узел связи со Смольным. Сколько раз пришлось по льду переходить Неву, перетаскивая телеграфные аппараты и 110 батарей питания! Связь была установлена, а вот попытка прорыва блокады оказалась неудачной. На Невском пятачке был ад. Если кто там и уцелел, так случайно. В январе 42-го во время артобстрела землянка связистов была разрушена. Мы оказались под завалом. Нас откопали и вернули обратно в Ленинград, в Смольный.

Спустя какое-то время меня отправили на Ленинградский фронт.
А когда в конце войны в Финляндии создавалась Союзная Контрольная комиссия, председателем которой был Жданов, мы оборудовали узел связи в одной из гостиниц Хельсинки. И по иронии судьбы я опять же дежурил в ночь на 9 мая 1945 года. И принимал телеграмму об окончании войны!

Владимир Желтов

12.10.2015