В годы перед Первой мировой войной Петербург лихорадило: громкие судебные процессы, привлекавшие внимание не только в России, но и за границей, следовали один за другим. Едва только успели остыть страсти, бушевавшие вокруг дела поручика Преображенского полка Бутурлина, с которым руками врача-убийцы расправились домогавшиеся его богатства наследники, как столицу потрясло новое судебное дело. На сей раз злоумышленников привлекли миллионы князя Огинского.

Хитроумная комбинация

Итак, весной 1911 года на скамье подсудимых оказались лица, пожелавшие воспользоваться богатствами князя Богдана Еремеевича Огинского и составившие ради этого подложное завещание. Обвинительный и следственный материал занял более трех тысяч страниц. К тому времени уже около года главные герои процесса томились в доме предварительного заключения. Одним из первых арестовали «главного героя» - штабс-капитана Дмитрия Вонлярлярского.

Злоумышленники обвинялись в том, что летом 1909 года составили от имени умершего 23 марта того же года князя Огинского духовное завещание, которое он в свою очередь подготовил еще 9 июля 1903 года. Все шло как по маслу, и преступники, казалось, могли торжествовать. Петербургский окружной суд уже утвердил подложное завещание к исполнению, а правительствующий Сенат был готов принять решение о передаче титула князя Огинского штабс-капитану Вонлярлярскому.

Но вдруг хитроумная комбинация лопнула - прозвучало заявление законных наследников Богдана Огинского. Производство дела в
Сенате прекратили, а мнимый наследник миллионов очутился в тюрьме вместе со всеми своими соучастниками, предвкушавшими крупные барыши. Затем меч правосудия вознесся над приемным отцом Вонлярлярского. Его арестовали и обвинили в руководстве всей процедурой составления подложного завещания. Однако Вонлярлярский-отец утверждал, что поверил сыну, который заверял: мол, завещание Огинского действительно существует и находится в руках католического духовенства.

Ходили разговоры, что вся подпольная работа по подлогу завещания шла в отдельных кабинетах мелких петербургских ресторанов и гостинице «Гранд-Отель». Главную роль будто бы играла канцелярия католической духовной консистории, из которой взяли документы с подлинными подписями князя Огинского. Вонлярлярский-сын уверял отца, что состоял в переписке с Огинским и тот будто бы завещал ему титул и состояние. Когда же его попросили предъявить эти письма, он заявил, что они потеряны или украдены.

Огинские - фанатичные католики

Сам аферист Вонлярлярский так объяснял тот факт, что ревностный католик князь Огинский составил свое завещание именно в его пользу: мол, Вонлярлярские спасли Огинского от смертной казни во время Польского восстания 1863 года. Однако на суде стало понятно, что все это выдумка: во-первых, князья Огинские в том мятеже не участвовали, во-вторых, Богдану и Михаилу Огинским было тогда 14 - 15 лет и они жили за границей.

Князья Богдан и Михаил Огинские являлись последними представителями старинного знатного литовско-русского рода. Им принадлежали большие имения в Ковенской, Виленской и Киевской губерниях, в Галиции, а также недвижимость в Петербурге, Вильне, Риге и Кракове. Будучи бездетными, они хотели из принадлежавших им земель учредить заповедное имение, с тем чтобы к его владельцу отошли герб, титул и фамилия князей Огинских. Выбор их пал на графа Иосифа Залуского, однако Богдан Огинский не довел своего намерения до конца из-за постигшей его душевной болезни.

«Добровольное палачество» вместо защиты

В конце мая 1911 года присяжные заседатели огласили вердикт: подложность завещания признали доказанным, а Вонлярлярского-сына - виновным, однако поскольку он не прибегнул к подкупу, присяжные дали ему снисхождение. Они обратились к суду с просьбой «повергнуть участь подсудимого к стопам Его Императорского Величества для смягчения наказания». Нескольких подсудимых присяжные оправдали, в том числе и Вонлярлярского-отца. Заслушав присяжных, суд приговорил всех обвиненных к лишению прав и отдаче в арестантские отделения, в том числе и штабс-капитана Вонлярлярского на два года. Таков был финал громкого дела...

Впрочем, современники вовсе не торопились радоваться торжеству правосудия. В печати раздавалось немало сочувственных голосов в адрес осужденного Вонлярлярского. К примеру, на страницах «Петербургской газеты» журналист Григорий Ге назвал процесс по делу Вонлярлярского «добровольным палачеством» и сравнил его со зрелищем боя быков, которых подвергают пыткам на арене. Он обвинял сторону защиты в том, что она стремилась лишь «порисоваться театральной фразой», а где ей совсем было нечего делать, там перешла в палачество. «Это знамение времени, это вырождение, и об этом стоит подумать, - утверждал Григорий Ге. - Двадцать четыре дня добровольные палачи бросались на упавшую, уже умолкнувшую жертву и с каким-то не звериным, а человеческим сладострастием старались рвать ее за самые больные места, изощряясь в своем инквизиторском занятии».

Сергей Глезеров

Фото из Центрального государственного архива кинофотофонодокументов
Санкт-Петербурга