Этот обаятельный, похожий на Деда Мороза человек прославился на всю страну после того, как рассказал, что ел на обед архитектор Гауди и где гулял Андерсен.

Но на самом деле писатель, эссеист и культуролог Петр Вайль уже давно был известен читающей публике, в том числе и как автор книги «Гений места». Сначала ее отдельные главы были опубликованы в журнале «Иностранная литература». В 1999 году вышла целая книга «Гений места с Петром Вайлем», а потом появился телевизионный проект с таким же названием. О нем мы и решили поговорить с Петром Львовичем.

«Мой читатель - Борис Акунин»

- После выхода передачи ваша аудитория расширилась, а материал пришлось неизбежно упрощать. Вас это не смущало?

- Когда мне предложили эту идею, то, естественно, смутило, что придется обрезать всякие рассуждения. Картинка по сравнению со словом обладает штабной краткостью и конкретностью. На телевидении ведь нельзя сказать: «где-нибудь у Вандомской площади». Кроме того, нужно уложить главу в двадцать шесть минут. В этом смысле телецикл «Гений места» был интересным опытом. Таким дисциплинирующим.

- Вы не думали о том, что кто-то из зрителей может вас не понять?

- Это вечный вопрос на тему: «Кто твой читатель?». Я понятия не имею, кто мой читатель, и, честно говоря, знать не хочу. Это не мое дело. Мое дело - писать. Сочиняешь ведь не для какого-то абстрактного читателя, а для себя и еще двух-трех человек. В первую очередь для жены - она мой главный редактор. А во вторую - для двух-трех литературных приятелей: Сергея Гандлевского, Льва Лосева, Григория Чхартишвили, он же Борис Акунин.

- Григорий Чхартишвили пишет про своего Фандорина по тому же принципу, что и вы в цикле «Гений места». Его детективные истории популярны среди самой широкой аудитории. Интеллигенция пошла в народ?

- Насколько я понимаю, Гриша действует немного по-другому. Он хорошо рассчитал, чего не хватало русской литературе. А не хватало ей красивых и умных книг приключенческого жанра для интеллигентного читателя. Условно говоря, Дюма. И Акунин эту нишу заполнил. Я сам детективы не люблю, мне неинтересен этот жанр.

Но Акунина читаю с увлечением. Прежде всего потому, что он погружает меня в эпоху, создает для этого соответствующую атмосферу. Для меня это важнее, чем детективный сюжет. И за это я ему страшно благодарен. Кстати, российская история вообще штука довольно грустная. И продолжает таковой оставаться. В начале 90-х был период, который давал надежду на некоторое утверждение другой России. Но, увы, на сегодняшний момент он закончился. Сейчас распространяется установка на Россию, условно говоря, Николая I. Или Александра III. Что очень печально.

Итальянскую кухню нам не догнать

- От тем политических перейдем к темам гастрономическим. В середине 80-х в книге «Русская кухня в изгнании» вы совершили маленькую революцию - поэтизировали в глазах советского читателя процесс созидания и поглощения пищи. По сути сделали модным гурманство. Вам, как одному из отцов-основателей этого движения, не
кажется, что высокое гурманство сейчас переродилось у нас в буржуазность?

- Истинным отцом-основателем был не я, а Вильям Похлебкин - вот кто первым раскрыл глаза (и рот) советскому человеку. Ведь разговор о еде, а тем более писание о еде, были для русской интеллигенции запретной темой. Не только в СССР, но и в дореволюционной России. Считалось, что еда, одежда, интерьер - вещи низкие по сравнению с музыкой, театром, литературой. Слава богу, сейчас это табу снято. А  что пошел такой безумный захлеб - все эти кулинарные передачи на телевидении, рубрики во всех журналах и газетах, так это естественно и пройдет, как всякий захлеб. Но то, что еда как часть культуры стала уравниваться с так называемой высокой культурой, - замечательно.

- Юрий Стоянов в одном интервью как-то сказал, что в Петербурге невкусная еда. А вы как считаете?

- Нет, в Петербурге я очень вкусно поел в двух-трех местах, которые упоминать не стану, чтобы не рекламировать. Другое дело, Россия еще не поняла, что ей нужно развивать свою кухню, не гнаться за Францией и Италией - все равно не догнать, а разрабатывать свое.

- Что мы можем в этом смысле предложить миру?

- Cупы в первую очередь. Уху. Солянки. Рассольник.

- А борщ?

- Извините, но борщ - украинское блюдо. А вот, скажем, рыбная солянка из осетрины или грибная - грандиозные достижения русской культуры. И никто в мире о них не знает. Или уха - единственный в мире прозрачный рыбный суп. Это настоящий шедевр.

Алена Сапогова

Фото Кирилла Кудрявцева