В номере «Смены» за 11 февраля мы рассказали о драматической судьбе актеров, сыгравших в легендарном советском вестерне «Белое солнце пустыни» красноармейца Петруху и Гюльчатай. А сегодня на наших страницах воспоминаниями о съемках фильма делится режиссер Владимир Мотыль. Если бы не он, россияне никогда не увидели бы знаменитый киношедевр.

«Фильм должен был снимать Кончаловский»

- Владимир Яковлевич, в советское время вы были запрещенным режиссером. Верно ли, что опала для вас началась с фильма «Женя, Женечка и «катюша»?

- Этот фильм политуправление армии расценило как насмешку над Великой Отечественной войной. А следом гнев идеологов кинокомитета повлек за собой вообще запрет на профессию, и работа над «Белым солнцем пустыни» оказалась для меня случайностью. Видать, была воля Божья, чтобы снял я этот фильм. Ведь изначально сценарий писался для Андрея Кончаловского, который, прочитав его, отказался. Сценаристы Ежов и Ибрагимбеков предлагали сценарий многим известным режиссерам, но отвергали его все.

- По каким причинам?

- Сценарий был примитивен. Даже я, запрещенный, прочтя его, тут же отказался. Не могу браться за такую «драматургию»! На это великий кинематографист Григорий Чухрай, возглавлявший Экспериментальную киностудию, сказал мне вдруг: «Пиши сам!» Я рот открыл: как я могу писать, когда у Ежова (лауреата Ленинской премии!) и Ибрагимбекова авторские права. Чухрай спокойно: «Беру это на себя». И ведь договорился о невмешательстве авторов. Я почти на две трети сочинил заново сцены и диалоги: к примеру, не было у авторов писем к Катерине Матвеевне, не было истории старого таможенника.

На съемках пустыня вдруг расцвела

- Это правда, что Сухова должен был играть не Анатолий Кузнецов, а другой актер?

- На эту роль был утвержден выдающийся актер Георгий Юматов. Но буквально накануне съемок у него погиб друг, и на поминках Юматов с кем-то подрался. Лицо было в ссадинах, опухшее. А в экспедиции ждать выздоровления героя нам не позволила Экспериментальная студия. Я дал телеграмму доброму другу молодых лет Анатолию Кузнецову. Он приехал буквально через день, и под Питером, в районе Луги, мы начали съемки с воображаемой Катериной Матвеевной и гаремом.

- Где проходили съемки фильма?

- Дагестан, Махачкала, Туркмения, Каракумы. Все тогдашние нормативы были неприменимы к этой картине. Я оговорил это с Чухраем, и он дал нам вторую киноэкспедицию. Нужна была подлинная пустыня, такая, чтобы гримерам не пришлось рисовать пот на лицах. Актеры должны были не изображать жару, а думать о роли. Но когда мы приехали снимать в жаркие широты, произошло событие, которого здесь не помнили десятки лет, - пустыня весной зацвела! Мне подсказали найти «разбарханенные», то есть движущиеся под порывами ветра, пески-дюны, дали вертолет, и вскоре я, облетев сотни километров, увидел берега Большого Туркменского канала. Там мы и снимали. С главными актерами я жил на покинутой генеральской даче, а вся киногруппа размещалась в местном доме приезжих.

Жену Абдуллы сыграла проститутка

- Владимир Яковлевич, кто исполнял роли жен в гареме?

- Продавщица, баскетболистка и даже научная сотрудница. Была одна особенно яркая - восточная красавица Зина, обитавшая в питерской «Астории» на ночных заработках. Однажды она отказалась лететь из Петербурга в Туркмению: «Сдалось мне ваше кино! Сколько мне предлагаете в месяц, я зарабатываю за день!» Но спасибо моему пробивному ассистенту Конюшеву, уломал ее.

- Расскажите, как появились письма к Катерине Матвеевне.

- Письма были совершенно необходимы: ведь ничего, кроме слов о преданности идеям Октября, Сухов в первоначальном сценарии не произносил и женщины из гарема понапрасну пытались его обольстить. Могло возникнуть сомнение, мужчина ли он вообще? Нет, мой Сухов идет домой к своей горячо любимой женщине, и глубокие чувства к ней полностью владеют его воображением. Для придуманной мною роли Катерины Матвеевны нужна была деревенская, лубочно-сказочная красота. Идея зародилась еще до съемок, но дополнять сценарий письмами Сухова в дни отъезда в экспедицию не было уже никакой возможности. И я попросил сочинить эти письма в традиционном сказочно-деревенском стиле своего давнего друга - Марка Анатольевича Захарова. В те годы он выступал по радио с замечательными юморесками.
Марк с задачей справился блистательно. А озвучка этих писем проходила в Германии. Кузнецов, отснявшись у меня, снимался уже в Берлине. По моей просьбе немцы со студии «Дефа» разрешили озвучить письма на своем оборудовании. Анатолий записывался на пленку в Берлине, и она самолетом отправлялась в Россию.

«Ревность коллег была хронической»

- Владимир Яковлевич, «Белое солнце пустыни» десятилетиями продавалось на все континенты, находило спрос за рубежом. Почему тогда официально ленту никогда даже не включали в десятку прибыльных?

- Цифры рейтинга «Белого солнца пустыни» перекидывались на провальные в прокате идеологические опусы, но судиться было бессмысленно. В те времена любое подобное судебное дело было обречено на провал. Знакомые из «Совэкспортфильма», которые ко мне хорошо относились, по секрету говорили, что если бы я получал все деньги, причитавшиеся мне за фильм по договору, то построил бы себе особняк, а не ютился бы в тесной кооперативной квартирке. А ревность буквально всех поколений руководящих товарищей из Союза кинематографистов была хронической. Мне не могли простить беспрецедентного успеха картины во всем мире, и отдел кино Комитета по Госпремиям, естественно, отвергал любую попытку представить картину к награде и даже послать хоть на один фестиваль. Кстати, в советские времена существовали предписания о 18 категориях рекламы, и чиновники решали, какому фильму какую рекламу можно давать. Высшая категория подразумевала транспаранты, огромные афиши по всем городам, даже листовки, разбрасываемые с самолетов, а низшая - листовку от руки у кинотеатра или клуба. Так вот, «Белому солнцу пустыни» предписали в Госкино эту самую восемнадцатую категорию!

Марина Бойченко