Первый раз мне стало не по себе, когда проблески света вдруг исчезли одновременно во всех трех крохотных иллюминаторах.

Подводный космос

Еще несколько минут назад в иллюминаторах плескалась бирюзовая, подсвеченная утренним солнцем поверхность Байкала, мелькали радостные пузырьки. Потом вода стала тускло-зеленой, загустела и вдруг превратилась в непробиваемую черную стену.

Это произошло на седьмой минуте погружения - в тот момент, когда командир аппарата Виктор Нищета в микрофон доложил наверх:

- На связи - «Мир-1». Прошли глубину сто метров. Как поняли? Прием.

- Поняли: глубина сто метров, - эхом повторил громкоговоритель знакомым голосом руководителя погружений с «Метрополии» - висящего где-то там, над нами, судна специального назначения.

В минувший понедельник в 12.01 по иркутскому времени мощный кран, подцепив наш глубоководный обитаемый аппарат «за шкирку», мягко опустил его на поверхность самого большого в мире озера.

Голоса смолкли, и в крохотной - диаметром метра два - кабине нашей маленькой субмарины глазницы иллюминаторов почернели. Я даже не заметил, что два висящих над нами тусклых фонарика да еще лампа дневного света, прицепленная за спиной пилота, исправно горят. Мне показалось, мы очутились в каком-то нереальном мире - в него оттуда, с поверхности, уже никогда не проникнет луч дневного света.

И черт меня дернул влезть в эту очередную авантюру. Да еще на самом финише шестого десятка лет, когда у людей куда более обыденные и приятные жизненные планы: «Затоплю камин, буду пить, хорошо бы собаку купить...»

Утром после почти бессонной ночи на буксируемой суденышком «Академик Коптюг» платформе иду из поселка Листвянка к покрытому зарослями сибирского кедра и можжевельника мысу Толстый - от него до района нашего погружения в южной части Байкала всего километров пять. По пути судовой доктор Марина измеряет мне давление и после цифр 140 на 80 снисходительно замечает:

- Для вашего возраста - терпимо.

Ну зачем мне этой милой девушке объяснять, что давление у меня чуть подскочило после того, как в специальном журнале мне предложили расписаться, что решение о погружении я принял самостоятельно, а не под чьим-то давлением и, что бы со мной ни случилось, всю ответственность возлагаю на себя родимого? Ну а на кого мне ее еще возлагать?

Какому нормальному человеку в этот момент не полезут в голову мрачные мысли? Только безумец не понимает, что любая подводная экспедиция - риск, разбавленный несколькими каплями надежды на удачу.

Я помню, как после спуска в 2007 году на «Мире» в точке Северного полюса - первого в истории спуска под ледяную шапку, накрывшую самый северный и самый суровый на нашей планете океан, на глубину 4261 метр, - даже привычный к самым безумным авантюрам и самым тяжелым экспедициям Артур Чилингаров признался:

- Ночью я впервые в жизни написал завещание.

Завещания я не писал. Во-первых, не хотелось гневить судьбу. Ну а во-вторых, спуск в глубины Байкала с погружением на полюсе несравним. В Арктике, захлопнись над «Мирами» майна, думаю, не спас бы даже работавший с нами атомный ледокол «Россия». А здесь, на Байкале, над головой - чистая вода. Да и глубины раза в три меньше, чем в Северном Ледовитом океане.

...В суете первых минут, оказавшись на «Мире», даже не думаешь о предстоящем спуске. Думаешь о том, как бы не свалиться с жиденькой, приставленной к трехметровому по высоте аппарату лесенки, как удержаться на его скользких покатых боках, как пролезть в узкий люк, когда выданный комбинезон на пару размеров больше. После того как я по традиции перед спуском снимаю кроссовки, командир Виктор Нищета делает мне первый втык: «Без носков забираться в аппарат не положено» - и тут же смягчается: «Осторожно ставьте ногу на откидной трап».

В первые минуты невольно вслушиваешься в странные радиопереговоры:

- «Мир-1»! Я - «Метрополия». Включите первый.

- Первый включен, - отвечает Нищета.

- «Мир-1»! Я - катер. Готов проверить радиосвязь.

- Жду вас на восьми килогерцах, - сообщает наш командир.

- Слышу вас удовлетворительно. Переходим на восемнадцать килогерц...

- По карте в этом месте глубина 1400 метров, - поясняет пилот. - Ну а какая будет на самом деле - увидим.

Я пристроился на левом диванчике наблюдателя и, чтобы не мешать пилоту - у него ноги еле помещаются между сиденьем и пультом управления, - забрался на лежак. Ноги, конечно, не вытянуть - узенький, покрытый синим кожзаменителем диванчик длиной всего метра полтора. Таких диванчиков в кабине пилота два - второму наблюдателю Юрию Фалейчику еще хуже: он на голову выше меня. Но зато справа ему отлично видны висящие у меня над головой монитор, барометр и термометр. На мониторе - наша скорость и глубина. Вниз мы «падаем» довольно медленно - по 20 метров в минуту.

Плюс 32 по Цельсию

И вот когда на глубиномере мелькнула цифра 100 и стихли все радиопереговоры, а в иллюминаторах погасли остатки дневного света и за ними застыла мрачная темень, мне вдруг показалось, что я заблудился в какой-то комнате ужасов и из нее нет выхода. Стало душно. Я весь взмок - пот через футболку промочил мой синий комбинезон и ручейком стекает по спине.

- Ну и парилка, - вздохнул я.

Юрий, тоже весь мокрый, сообщил:

- На термометре - плюс тридцать два.

В моих руках вдруг оказалось маленькое махровое полотенчико - видно, Нищета протянул, - и я стал вытирать взмокшее лицо и пытаться просушить волосы. На платформе, хотя «Миры» и стоят на палубе под тентами, их 18-тонные китовые туши на солнце раскаляются и, хоть люки перед спуском открывают для проветривания, внутри душегубка. И я удивляюсь, зачем на моем диванчике приготовлен солидный пакет с толстыми шерстяными носками и еще одним - теплым - комбинезоном.

- Сфера остынет, еще от холода продрогнете, - объясняет Нищета.

Хоть бы она поскорее остыла.

Командир, явно почувствовав, что новичкам не по себе, предложил:

- Может, включить подсветку за бортом?.. Хотя смотреть пока нечего.

- Конечно, - обрадовались мы с Юрием.

Несколько мощных прожекторов вспыхнули за иллюминаторами, и жить стало веселее. Хотя за бортом ничего интересного мы не заметили.

За иллюминаторами... снегопад. Мелькает планктон, мелькают рачки и крохотные полупрозрачные рыбешки. Они стоят порой солдатиками - наверное, с любопытством поглядывают на красно-белую громаду нашего аппарата.

И я вспомнил, как профессор Анатолий Михайлович Сагалевич - пожалуй, самый опытный в мире гидронавт, руководитель Лаборатории научной эксплуатации глубоководных обитаемых аппаратов Института океанологии Академии наук России и один из создателей наших «Миров» - еще во время прошлогодней байкальской экспедиции говорил мне:

- Пока не сядешь на дно, ничего интересного, кроме жиденького супчика за бортом, не видишь.

Вот сейчас мы в этот суп и погружаемся.

С Анатолием Михайловичем мы сдружились еще во время экспедиции «Арктика-2007», когда шли к Северному полюсу, где «Мирам» под руководством начальника экспедиции Артура Чилингарова и гидронавта Анатолия Сагалевича предстояло впервые в истории погрузиться на глубину свыше четырех километров, взять там пробы воды и грунта и в точке, где сходятся все земные меридианы, установить российский флаг. Жаль, Сагалевич сейчас в спуске не участвует. Он прилетел из Москвы специально, чтобы покатать Путина, прилетел исхудавший, после двух тяжелых операций и совершил всего два погружения: первое - за несколько дней до появления ВВП в Иркутской области - с охраной премьер-министра, ну а второе - с самим Владимиром Владимировичем. Молодые и бойкие московские клерки ему, конечно, накануне визита нервы поизмотали, в сотый раз повторяя, что в присутствии бывшего и, похоже, будущего президента делать нельзя, какие вопросы задавать разрешается, а какие - строго запрещено. Хотя весь этот инструктаж для человека, еще прошлой осенью шагнувшего в восьмой десяток и множество раз спускавшегося к «Титанику» и к «Бисмарку», искавшему в Норвежском море сгоревший «Комсомолец» - самую глубоководную в конце восьмидесятых годов прошлого века боевую подводную лодку в мире, Героя России, - просто бред.

Газогидраты из Петербурга

- Поддать газку? - улыбается Виктор. Он нажимает кнопки на расположенном справа от него джойстике - почти таким же дети играют на компьютерных автоматах, - и наш «Мир-1» летит ко дну - по 30 метров в минуту. - Это мы водичку из емкостей сбросили.

Словом, мы чуть-чуть - на 25 метров - «не доехали» до той глубины, на которую Нищета и Сагалевич погрузили Путина.

Второй год ученые с помощью «Миров» исследуют глубочайшее в мире озеро, огромным полумесяцем распластавшееся в Восточной Сибири, на границе Иркутской области и Бурятии. По своей площади - свыше 30 тысяч квадратных километров - Байкал сравним с территориями целых европейских государств - таких, как Бельгия или Голландия. Но по объемам пресной воды - 23 тысячи кубических километров - озеро-море ни с чем не сравнимо. Оно хранит почти четвертую часть всех мировых запасов пресной воды и около 90 процентов водных запасов России. Я уже рассказывал в прошлом году в «Смене», что за лето «Миры» совершили на Байкале 53 погружения по программе, разработанной Фондом содействия сохранению озера Байкал. Фонд этот создан в прошлом году благодаря энергии Героя Советского Союза и Героя России, члена-корреспондента Академии наук Артура Чилингарова и миллионам долларов, вложенных в изучение Байкала президентом группы компаний «Метрополь» Михаилом Слипенчуком - кандидатом географических наук, с гордостью считающим себя учеником Чилингарова.

И когда экспедиция эта стала вызывать, пожалуй, не меньший интерес, чем наш поход в 2007 году с «Мирами» на Северный полюс, все вдруг почему-то забыли, что именно погружения на полюсе и на Байкале дали возможность возродить интерес к исследованию подводных глубин. Все забыли, что, не найди Чилингаров и его единомышленники средства на поддержание «Миров», уникальные глубоководные аппараты тихо-мирно гнили бы без дела где-нибудь в Калининграде, где ржавеют уже много лет знаменитые когда-то «Пайсисы»: один из них - на свалке, а второй - экспонат Калининградского морского музея. Фонд позволил найти дело подводным аппаратам и поддержать их уникальные экипажи, которым, как и аппаратам, нет равных среди гидронавтов. Кстати, гидронавтов в мире сегодня чуть ли не в четыре раза меньше, чем космонавтов, - в космос уже успели слетать почти полтысячи человек, а число погрузившихся в гидрокосмос еще только к первой сотне приближается. И самые опытные и отважные пилоты работают сегодня на двух «шеститысячниках», способных погружаться на 6 километров, - двух российских «Мирах». В этом году на Байкале «Мир-1» под командованием Виктора Нищеты 22 раза ходил в глубины озера - столько же, сколько Евгений Черняев на «Мире-2».

И многие из этих погружений для науки оказались очень результативными. Во время спусков и обследования проб грунта у ученых, например, родилась гипотеза, что на самом деле старик Байкал совсем не так стар, как ранее предполагалось: ему вовсе не несколько десятков миллионов лет, а «всего» несколько тысячелетий.

И еще одна удивительная находка - этим летом во время погружений на «Мирах» один из крупнейших в Институте океанологии специалистов по углеводородам, кандидат геолого-минералогических наук Александр Егоров обнаружил на дне Байкала значительные запасы газогидратов - образующихся на илистом дне кристаллов, содержащих лед и метан.

Байкал - одно из самых холодных на земле озер. Я сам во время погружения видел, как падает температура за бортом. Когда наш «Мир-1» сел на дно, то температура забортной воды была всего 3,7 градуса. При этой температуре лед на дне Байкала не тает, а хранит в себе запасы идущего со дна метана. Причем лед так его сжимает, что когда кусок газогидрата попадает на поверхность, он трещит, как таблетка-шипучка, выделяющая пузырьки, и в объеме увеличивается аж в 160 раз.

Кстати, обнаружили газогидраты в... Санкт-Петербурге. Так называется знаменитый грязевый вулкан на дне Байкала, к которому «Миры» спускались в первый день июля. Обнаружили совершенно случайно: Александр поднял со дна какую-то странного вида прозрачную «фасолину». Когда достал ее из аппарата и положил себе на ладонь, она от нагрева вдруг с треском лопнула, выделив метан. До этого газогидраты в Мировом океане находили только под слоем ила - в нескольких десятках сантиметров от дна. А на Байкале холмы газогидратов таких громадных размеров, какие еще не встречались ученым ни в морях, ни в океанах.

Газогидраты многие считают одной из главных и самых перспективных альтернатив современному топливу. Их запасы в морях и океанах содержат больше углеводорода, чем все разведанные на сегодня на земле залежи нефти и газа.

Конечно, скорее всего до добычи со дна Байкала газогидратов дело не дойдет, но озеро, и в том числе один из его самых интересных грязевых вулканов Санкт-Петербург, - идеальная площадка для изучения этого топлива будущего.

Правда, когда Чилингаров сказал московским ученым, что газогидраты нашли именно в районе Санкт-Петербурга, москвичи, как всегда, съехидничали:

- Вы наверняка их сначала на дне обнаружили, а потом вулкан назвали в честь своего города...

...Становится все холоднее. На термометре уже всего 18 градусов. Липкий пот на спине застывает. Самое время натянуть шерстяные носки.

В 13.20, когда по эхолоту до дна оставалось всего несколько десятков метров, наш командир сбавил скорость. Движемся вниз - по пять метров в минуту. Чтобы не стукнуться о дно.

Мне показалось, мы зависли над дном Байкала. От винтов поднялось снежное, нет, простите, светло-коричневое илистое облако. В иллюминаторах опять потемнело. Но ил постепенно осел, и в 13.29 наш «Мир» брюхом коснулся дна.

- «Мир-1» - на грунте! - радостно передал наверх Виктор Нищета и, взглянув на монитор, добавил: - Глубина - 1370 метров.

Ну и противно мне стало, когда первым делом на такой огромной глубине я увидел не какие-то загадочные водоросли, не снующих по дну рачков и не закапывающихся в иле похожих на бочечки с крыльями бычков, а... обыкновенные жестяные пивные банки, полиэтиленовые пакеты, пластиковые стаканчики и шоколадные обертки.

Я мечтал оказаться в удивительном по красоте и загадочности гидрокосмосе, а оказался все на той же нашей бренной земле, которую мы загадили так, что даже в глубинах самого огромного озера - помойка. Настроение сразу испортилось. Интерес угас. И я с удивлением вспомнил, как за день до нашего погружения премьер-министр, вернувшись со дна Байкала, с гордостью говорил журналистам: «Никакого загрязнения там практически нет».

Вряд ли байкальское дно перед погружением «лидера нации» сутками выметали, как иркутские улицы. (Улицы вычистили так тщательно, что, хотя визит пытались, как всегда, держать в тайне, на базаре все иркутские бабуси знали, кто к ним едет «в Байкале в батискафах купаться», и радостно делились этой новостью с каждым покупателем.) А может, Владимиру Владимировичу, в отличие от меня, повезло - мешков и оберток он не увидел?

Жизнь на коленях

На грунте мы проработали почти два часа. Манипуляторами брали пробы камней и грузили их «Миру» в подсумок. Один раз попалась столь мощная глыба, что казалось, стальная клешня ее не удержит.

Но Нищета с помощью джойстика так ловко ею орудовал, что удержала.

- Мы камешки увесистые иногда подбираем, - глядя в центральный иллюминатор, сказал командир. - Бывает - до восьмидесяти килограммов.

Я прилип к своему иллюминатору наблюдателя - он чуть ли не в два раза меньше, чем 20-сантиметровый командирский. Вспотевшим лбом уперся в кожаную подушечку, бровью нависшую над этим окошком в подводный мир, и смотрел, как смешно кувыркаются какие-то рачки, крабики, проплывают крохотные рыбешки. Их Нищета в своем журнале не фиксировал. За бортом постоянно работают две видеокамеры, они изображение подают на бетакамовский магнитофон, и потом ученые могут спокойно рассмотреть этот мир уже на берегу.

Мы-то с Юрием более-менее удобно сжались на диванчиках, а Нищета так и стоит второй час возле пульта на коленях - наверное, у него ноги здорово затекли. Но он только улыбается:

- Такая у нас судьба: всю жизнь - на коленях.

Мы ползем по подводным пещерам, осматривая громадные каменные глыбы, и вдруг наш «Мир» со скрежетом вздрогнул:

- Лбом стукнулись о карниз, - равнодушно сообщил Нищета.

- А корпус-то у «Мира» прочный? - осторожно поинтересовался я.

- Прочный, - отмахнулся Виктор Алексеевич. - Сорок миллиметров никелевой стали.

А я вспомнил, что по традиции перед спуском расписался на нескольких пластиковых двухсотграммовых стаканчиках. Эти стаканчики потом положили в подводный рюкзачок, чтобы сравнить, как они будут выглядеть после спуска. Они превратятся в крохотные наперстки.

А еще я вспомнил, как несколько дней назад в Музее Байкала экскурсовод рассказывал нам, что на дне озера водятся такие прожорливые рачки - название не запомнил, слишком уж заковыристое, - которые моментально поедают все живое, что оказывается на дне. «И поэтому, если человек в Байкале утонул, уже через несколько дней его искать бесполезно - сожрут», - весело сообщил молодой экскурсовод. Мне как-то не очень хотелось проверять на себе эти мрачные прогнозы.

На далекой «Метрополии» руководитель спусков, похоже, мою тревогу почувствовал:

- «Мир-1». Сообщите обстановку.

- Все нормально, - доложил Нищета. - Экипаж работает дружно.

- Все понял, «Мир-1». Время начала подъема - 15.30.

Это уже через десять минут.

Глубина, пока мы ползали по дну и по склонам, уменьшилась - 1096 метров.

В 15.33 отрываемся от грунта, и тут на плечи и голову начинает кто-то давить, будто хочет обратно опустить нас на дно. Мы всплываем.

...Первый луч света мелькнул в иллюминаторе в 16.40, когда до поверхности воды оставалось всего 70 метров.

А еще через четырнадцать минут мы уже увидели бьющиеся о корпус аппарата волны. Солнышко скрылось. Но даже без него на поверхности воды было радостно. Мне показалось, что в подводном мире я провел не 4 часа и 53 минуты, а минимум сутки.

- Однажды мы на самом деле сутки под водой проработали, - сказал Нищета. - Было это в Атлантике - ученые наблюдали за поведением акул, и аппарат сутки должен был пролежать на дне без движения.

Я не знаю, смог бы я сегодня еще часов двадцать провести в этой крошечной капсуле. Думаю, не смог бы.

Минут через двадцать мы услышали, как водолазы с катера прыгнули на корпус нашего «Мира», подцепили его крюком, и кран осторожно поднял нас на палубу судна.

- Теперь приоткрыть рты и сделать глотательные движения, - скомандовал Нищета, отвинчивая над головами люк.

В 16.54 люк открыли. И еще через несколько минут я почувствовал под ногами покачивающуюся палубу «Метрополии». Она показалась мне сначала самой желанной и самой прочной землей.

А вскоре подняли и «Мир-2», на котором наблюдателем ходил известный дайвер и прекрасный музыкант Андрей Макаревич.

- Все, теперь в жизни мечтать не о чем, - радостно сказал лидер «Машины времени», вылезая из аппарата.

- Ну тут уж я не соглашусь, - возразил я. - В жизни всегда есть место мечте. Лично я сейчас мечтаю выпить стакан водки.

В тот день на Байкале и эта моя мечта сбылась.

Владимир Стругацкий

Фото автора