(Окончание.
Начало в номерах
от 29 ноября,
6, 13 и 20 декабря)

3750 шагов по океану

…Наш синоптик Андрей Шаронов, видно, договорился о чем-то с небесными силами, а может, Всемогущий просто над нами смилостивился, решив, что участники экспедиции «Арктика-2005» достойно вынесли все передряги, - пора же нас вознаградить! - но погодка стала сносной. Морозец всего 10 градусов. Ветер направлением 90 градусов - 10 метров в секунду. Атмосферное давление 753 миллиметра ртутного столба.
Словом, 19 сентября 2005 года с грехом пополам и в жуткой спешке станцию «Северный полюс-34» удалось открыть.
В 10.00 по Москве полярники новой российской дрейфующей станции метеоролог Виталий Болдин и радист Николай Плешивцев  отправили в Санкт-Петербург, в Арктический и антарктический научно-исследовательский институт, первую сводку погоды из центра Северного Ледовитого океана.
И еще две новости…
Как в том анекдоте о запозднившемся муже. Прямо с порога он огорошил жену сообщением, что у него имеются для нее две важные новости.
Жена приготовилась к худшему: «Начинай с плохой». - «А с чего ты взяла, что вторая - хорошая?»
Так вот, в тот же день  у самого борта «Академика Федорова» по льдине прошла вереница трещин. Но отступать некуда. Основная часть станционного скарба уже выгружена, об открытии станции на весь мир сообщили, а на поиски другой льдины, повторюсь, даже суток нет. Не сговариваясь, поступили разумно: на черных змей на снегу никто и внимания не обращает. Через них просто перепрыгиваем. Для «Бурана» перекинуты доски. А тракторы уже в лагере - они стараются трещины объезжать. Самое мудрое - забыть, что под ногами 4409 метров океана. Для личного спокойствия.
Ну а другая новость: после официального открытия станции грузов для нее на борту осталось минимум еще на сутки работы. Это если без передыху.
Только ранним утром 20 сентября «Академик Федоров» резво рванул в сторону Мурманска. Все тут же расслабились.
Для нас с Шароновым снова начались утренние променады по вертолетной палубе.
Обычно они занимают 45 минут. За это время успеваем нарезать 50 кругов. Я даже сосчитал: круг - 75 шагов. Выходит, за день нашагиваем
3750. Это, наверное, около четырех километров.
Но как только на всех парах двинулись к дому, нашагали меньше. На вертолетную палубу заявился боцман и натянул возле вертолета  канат. Сказал, что судно от ударов о льдины трясет, качает, палуба скользкая и не приведи гос­подь поскользнуться и угодить за борт.
Так что оставалось мерить шагами главную палубу. Там полукруг - от клинкетной двери с запорами, ведущей на бак по левому борту, мимо бочек с мусором на корме до такой же двери с другой стороны - аж двести шагов. И в отличие от вертолетной, есть ограждения. С одной стороны - переборки с иллюминаторами кают, с другой  - фальшборт. Так что в воду не ухнешь…
На атомном ледоколе «Россия» такого простора для прогулок нет - все палубы забиты грузами для «СП-38».

«Страна зовет на подвиг!»

После обеда у нас с Шароновым ритуал. Хоть сидим мы за разными столами, но возле кают-компании я обожаю с ним пару минут постоять. Нужно же еду перед адмиральским часом чуточку утрясти.
Наш синоптик, хоть порой и морщит подвижные, седые, как у генсека Брежнева, кустистые брови, в этот момент явно в благостном расположении духа. С улыбкой поглаживает свой упитанный животик - на атомном чуде кормят и вкусно, и на убой, - и мы предаемся сладостным воспоминаниям о том, какие в киоске у Финляндского продавали треугольнички вафель «с повидлой», какой замечательный сироп давали с сифоном газировки в «Лягушатнике», сколько сахарной  пудры сыпали на пышки на Садовой, какой была знаменитая «Щель» в «Астории» - там все заказывали коньяк с шампусиком, каким кофием поили в «Сайгоне», где всегда можно было наткнуться на десятки знакомых лиц и оставить записочку любому из приятелей - мобильные телефоны тогда нам казались такой же несбыточной фантастикой, как возможность зайти в авиакассу на углу Невского и Герцена и запросто купить билет в Париж или Нью-Йорк.
Словом, перебивая друг друга, мы начинаем не свойственное нам в любые другие моменты - мы же свято уверены, что все еще по-мальчишески молоды (Анд­рей меня на два года помладше, он с 1952-го), - стариковское жужжание:
-  Не тем стал теперь Нев­ский… Чужим… Пройтись противно.

-  Испоганили Петербург…

- Ты вспомни, какие чебуреки были на Майорова!

- А вино там какое подавали! Прямо из Грузии. Никто не бодяжил.

- Хозяина этой чебуречной вроде пристрелили. Как раз начался уже  бандитский беспредел…

- Я же сам, считай, тоже питерский, - вставляет Андрей. - Должен был родиться в Ленинграде, а родился на Дальнем Востоке, в Приморском крае, - отец был военным, и его перебрасывали с места на место. А военное училище он заканчивал в Питере.
Вот так мы всласть, как бабуси на лавочке, наговоримся - и на боковую.
Санаторий, а не экспедиция. Вернее, не санаторий, а замечательный пионерский лагерь почти на две сотни отдыхающих. Словом, коммунизм на крохотном клочке земли. Правда, какая же это земля? До нее от днища нашего атомного ледокола - минимум четыре километра. Ну а до более уютной земли, не накрытой сначала толщей океана, а сверху еще и льдом, - сотни и сотни километров.
Но перед тем как отправиться на адмиральский час, один из нас обязательно произнесет заветную фразу:

- Страна зовет на подвиги!

Автор этой фразы - Андрей Юрьевич  Шаронов. Она родилась у него еще в 2005 году, когда по дороге от снятой «СП-33» к еще только предполагаемой «СП-34» наш «Академик Федоров» самостоятельно, без помощи ледоколов, дошел до Северного полюса. Это было впервые в истории Арктики. Впервые обычное транспортное судно - ох как неловко называть так наш научно-экспедиционный корабль, но истина дороже - самостоятельно достигло вершины планеты. Что тут началось! Экспедицию «Арктика-2005» весь мир забросал восторженными телеграммами. Это действительно был невиданный успех. И обеспечила его вся экспедиция: моряки, вертолетчики, полярники и прежде всего сотрудники ААНИИ (тут самое время шарк­нуть ножкой перед нашим командором - директором ААНИИ, доктором географических наук Иваном Евгеньевичем Фроловым - начальником этого похода). Правда, телеграммами с грифом «Правительственная» дело и ограничилось. До орденов и медалей не дошло.
Так вот, когда эти телеграммы, воспевающие наш славный подвиг во имя науки, полярного мореплавания и - чего мелочиться! - во имя  всего человечества, радисты вывесили возле кают-компании, все, во-первых, осознали, что собой можно гордиться, а во-вторых, прониклись мыслью, что и в наших незамысловатых, но очень нервных трудовых буднях все-таки есть место подвигу. Ну если так посчитали даже в Кремле, почему нам хоть на этот раз благосклонно с ними не согласиться?

Но самым находчивым и остроумным оказался саркастичный Шаронов. Это он стал всем задавать один и тот же послеобеденный вопрос:
- На подвиг сегодня пойдешь?

Или предупреждать:
- Смотри подвиг не прозевай! Человечество взирает на тебя с надеждой.

Я думаю, не надо пояснять, что самым выдающимся подвигом в нашей судовой жизни Шаронов считал сладостный послеобеденный сон.
И вот с тех пор - уже пять лет - эта фраза кочует из одной полярной экспедиции в другую. Слава богу, вместе с начальником кафедры навигационной гидрометеорологии и экологии Петербургской государственной морской академии имени  адмирала Макарова, кандидатом географических наук Андреем Юрьевичем Шароновым. За эти годы он вместе со своими курсантами не пропустил ни одного крупного арктического похода.
Ну а в экспедиции «Арктика-2010» санаторий был еще и с комплексом водно-оздоровительных процедур. На атомном ледоколе «Россия» - шикарный, хоть площадью всего девять на три, бассейн с почти тридцатиградусной морской забортной водой. Соленой и ласковой.
Мы обожали с Шароновым в нем бултыхаться.  
Андрей моржом  выныривает из воды:

- В Баренцевом море купались, в Карском, Лаптевых, Восточно-Сибирском купались. И вот теперь - в Чукотском!

- И можно хвастаться, что мы такие закаленные: запросто ныряли в воду самых холодных на земле морей, - вставляю я.

- Вот это удовольствие, - покряхтывал Шаронов, радуясь и теплой водичке, и тому, что он опять пошел в арктический рейс, и тому, что опять смог взять с собой мальчишек-курсантов с арктического факультета: и благодаря соглашению о сотрудничестве между ААНИИ и Макаровкой, для многих полярников родной, и благодаря своим дружеским связям с прославленным штабом двух полюсов. Но прежде всего потому, что его опыт синоптика, его работоспособность, безотказность и доброжелательность так необходимы в каждой экспедиции.

- Я ведь заканчивал морское учебное заведение. Конечно, в море тянет, - по своей деликатности он вроде как оправдывается.

И тут же добавляет:
- Весной, когда «СП-37» снимали, у нас здесь, на «России», шли семнадцать курсантов.

Мы бултыхались до тех пор, пока Шаронов не заявил:
- Давай заканчивать - я к девяти должен погоду приготовить.

«Готовить погоду» - его профессия на всю жизнь. Правда, погода - дама своенравная и очень труднопредсказуемая. Свои тайны доверяет только избранным. Да и то далеко не всегда.
…Один молодой помор, с десяти лет ходивший с отцом из родных Холмогор в полярные льды за тюленем, нерпой и моржами к Новой Земле и Шпицбергену, а потому способный предугадывать северные сияния, движение полярных льдов, морские приливы и отливы, сильные штормы и сокрушительные ветры, став в конце жизни известным ученым и руководителем Географического департамента Академии наук - как вы понимаете, звали юношу Михаил Ломоносов, - сказал: «Людям ничего не оставалось бы требовать от Бога, если бы они научились перемены погоды правильно предвидеть».

Владимир Стругацкий

Фото из архива Андрея Шаронова