Знаменитый композитор Раймонд Паулс прибыл в Петербург, чтобы проследить за новой постановкой в театре «Балтийский дом» - в этом спектакле прозвучат тринадцать его новых песен. Раймонд Вольдемарович свеж, подтянут, и его глаза блестят молодым задором. Маэстро выглядит прекрасно, но в беседе с корреспондентом «Смены» признался, что выходить на сцену не хочет. Тем более - в спектакле, который он называет «музыкально-поэтическим представлением».

Пугачева и Леонтьев боятся признать себя ветеранами эстрады?

- Раймонд Вольдемарович, отчего вы не называете петербургский спектакль мюзиклом?
- Какой же это мюзикл? Начнем с того, что ни один театр сегодня не может себе позволить живой оркестр. А все классические мюзиклы играются, поются и танцуются «вживую». Кто посмеет назвать мюзиклом действо под «фанеру»? Можете себе представить, чтобы в Лондоне или Париже давали представление под «фанеру»? Да не дай бог - театр закроют, и позору не оберешься.
- Так, может быть, вы сыграете?
- Дирекция театра об этом мечтает. Но мы же понимаем, что им надо, -  указать в афишах: «Весь вечер на арене Раймонд Паулс». Им кажется, что это принесет доход, коммерческую выгоду. А я буду сидеть и молотить по клавишам, изображая памятник самому себе. Как в знаменитой записи с Аллой Пугачевой, где я воплощал образ печального окаменевшего маэстро, а певица ко мне взывала.
- Вы пленили сердца миллионов женщин этим исполнением, может, стоило бы повторить?
- Я с удовольствием бы выступил вновь в этой роли, но на эстраде. Предлагал своим прежним товарищам - Пугачевой и Леонтьеву - сделать ретроконцерт: «Давайте пойдем на такую комбинацию!» Сразу зажимаются: «Зачем это?» Может, просто боятся признать себя ветеранами? Понимаете, это неправильное отношение к нашему делу. В этом смысле американцы, например, относятся к своему почтенному возрасту совсем по-другому. Они с огромным уважением ходят на концерты тех, кому исполнилось 70 - 80 лет. И артисты великолепны! А здесь - не дай бог, не дай бог, кто-нибудь заметит, что годы прошли...

Слова на ниточке

- Есть другой вариант - провести концерт или творческий вечер. Петербуржцы были бы рады новой встрече с вами!
-  Я недавно был в Петербурге с концертом инструментальной музыки. Организовать его оказалось совсем не просто. Правда, сейчас Марис Янсонс уговаривает меня играть с ним рапсодии Гершвина. Я уже попробовал - еле до конца добрался. Но поскольку Янсонс - великий дирижер, фигура в мировой музыке, я буду продолжать попытки. Сложно начинать новое в 75 лет. Но интересно. Мне вообще повезло, коли я до сих пор могут выйти на сцену и - самое главное - без поддержки под руки с нее уйти...
- Ну хотя бы в спину никто не толкает!
- Знаете, я всегда был бесконфликтный. Стараюсь от всех интриг держаться подальше, и пока получается. Зачем спорить с поэтом, который дрожит за каждое свое слово? Бессмысленно. А с певцом, который зачастую интонирует не туда и, уж как правило, не знает текстов? Кстати, вы не замечали, что у Лаймы Вайкуле вся сцена накрыта крупно написанными текстами? Мы однажды с коллегами подумали: как-то надо ее разыграть. Привязали плакат за нитку, начали его вытас­кивать за кулисы. Она невольно пошла за ним... Нам стало так смешно, что мы выпустили нитку из рук. Но это шутка. А некоторые всерьез выходят на сцену и держат мобильник на ладони, чтобы видеть слова песни, которую поют. Вот такое отношение к своей профессии, к появлению на сцене! Стандарт существенно снижен по сравнению не то что с восьмидесятыми, а даже с девяностыми годами.
- А самую известную вашу музыку - к кинофильмам - вы писали по высоким стандартам?
- О, если б вы знали, как писалась эта музыка! Кино снимут, потом звонят мне: «Слушай, надо через две недели сдать фильм, иначе не получим от Москвы деньги. А музыки нет. Давай за неделю выручай». Ну что на скорую руку напишешь? Спасало то, что у меня были заготовки. Например, к фильму «Театр» я не писал музыку специально. Показал режиссеру свой запас, он сказал, что годится. Так же было и с «Долгой дорогой в дюнах», и с другими картинами. Я всегда был готов, в голове постоянно вызревали новые мелодии…

Не было джинсов, но была музыка

- Не жалеете, что покинули пост министра культуры Латвии?
- А что я мог сделать?! На культуру денег нет. Правильно ли в этих условиях продолжать сидеть в кабинете и изображать из себя министра?! Все творческие люди убегают из страны. И не творческие тоже. В Латвии осталось полтора миллиона населения. И эта критическая ситуация, похоже, никого не тревожит!
- Обратно никто не возвращается?
- А куда им возвращаться? У них в Германии, США идут проекты, им дали дома, их дети учатся в университетах. А у нас чуть ли не единственный театр - Рижский драматический, где я продолжаю играть как тапер на инструменте сомнительного звучания.
- Вы не считаете уехавших предателями?
- Вопрос о предательстве в Латвии не стоит. Там одна проблема - как выжить.
- Но вы же не уезжаете!
- Не могу оставить учеников. Я должен передать им то, что я умею, а кое-что я умею! Еще мне кажется невозможным уехать далеко от Юрмалы, где идет последний значимый музыкальный проект с участием Латвии - «Новая волна». Юрмала - зримое напоминание о том, как мы жили одной страной. Тогда на конкурсе «Песня года» я встречался с сотнями советских артистов. Отношения были отличные, и никогда не возникало никаких национальных вопросов. Даже когда смеялись над фильмами Рижской киностудии, я смеялся вместе со всеми. Хотя, что ни говори, а восемь-девять фильмов снимали каждый год, прекрасно работали латышские и русские актеры, режиссеры, композиторы. Сейчас от киностудии остались развалины, а те картины, над которыми мы смеялись, и Россия, и Латвия смотрят до сих пор с удовольствием. Зачем это все ушло?
- Вы ностальгируете по Советскому Союзу?
- Сегодня модно говорить, что «в совке все было плохо». Я не согласен. Откуда же тогда появились хорошие фильмы, хорошие спектакли, хорошие песни? Да, за участие в джазе могли исключить из музыкальной школы. Да, нельзя было выступать с бородой или в джинсах. Но можно было написать хорошую музыку и быть уверенным, что ее услышат миллионы!

Людмила АНДРЕЕВА
Фото Кирилла КУДРЯВЦЕВА