В гостях у «смены»

Вадим Базыкин:
«Полярный вертолетчик - как бойцовая собака»

Жизнь отплатила знаменитому пилоту добром за добро

Все мальчишки мечтают о героических подвигах, но с возрастом забывают о былых романтических устремлениях и погружаются в рутину повседневности. Заслуженный пилот России Вадим Базыкин - исключение из правил. На своем вертолете он творит в воздухе настоящие чудеса, выполняя сложнейшие работы и спасая людей, когда их, казалось бы, уже невозможно спасти.

Восторг от работы

- Вадим Валерьевич, не будет преувеличением сказать, что сейчас вы являетесь самым знаменитым летчиком Петербурга, а то и всей страны. Такая популярность вам в радость?
- В радость. Но никакого тщеславия нет и в помине, с медными трубами мне удалось справиться довольно давно. Помогло правильное воспитание и любовь к чтению. В летном училище засел за книжки, чтобы, грубо говоря, не скуриться и не спиться. И с тех пор читаю постоянно. Очень люблю классическую русскую литературу. Погружаюсь в нее все глубже и глубже - недавно прочитал письма Чехова, четыре версии «Капитанской дочки» Пушкина, неоконченные произведения Лермонтова и был, поверьте, весьма впечатлен.
- А когда вы «заболели» небом?
- Еще лет в семь, лежа вечерами на горке и смотря вверх. У меня отец ведь тоже был летчиком, и мне очень нравилась его работа. Особенно тем, что папа всегда приходил домой восторженным, сияющим, а не уставшим и измотанным, как остальные взрослые. А как только он меня, мальчишку, впервые взял с собой в полет, стало ясно - вот чем хочу заниматься в жизни! Но сразу после школы мне не удалось поступить в летное училище (по состоянию здоровья), пошел в Ленинградский электротехнический институт связи имени Бонч-Бруевича. Но вскоре проблемы со здоровьем разрешились, и я попытал счастье еще раз. И поступил. На удивление легко, хотя в те времена конкурс был примерно 20 человек на место, а еще столько же рубили «на здоровье».
- Почему, кстати, выбрали именно вертолеты, а не самолеты?
- Прочитав «Двух капитанов», я начал, как и многие сверстники, бредить Арктикой. Для меня Арктика тогда была словно космос, а там ведь летают именно на вертолетах. Так что выбор напрашивался сам собой. По окончании училища сразу же стал проситься в самые удаленные уголки страны: в Якутию, в Тюмень - поближе к мечте, которую в итоге удалось реализовать.

Спасенные рыбаки стали друзьями

- Когда другие пилоты называли миссию невыполнимой, вы летели и справлялись с задачами. За счет чего?
- За счет честолюбия, тщательной подготовки и, конечно же, благодаря хорошему учителю. Который никогда не отказывался от работы, мотивируя это инструкциями или правилами, а пробовал ее выполнить. Вот и я всегда так поступаю. Да, в плохую погоду летать по правилам нельзя, но вот в чем проблема: все катастрофы случаются именно в такую погоду. И кому-то надо спасать людей. Однажды (дело было в 90-е годы) нужно было лететь - спасать рыбаков в очень сложных метеоусловиях. Позвонил министр гражданской авиации, он не хотел отпускать меня в полет. Я тогда ему искренне сказал: «Честное слово, не хочу умирать. Если встречу непреодолимую преграду, обязательно вернусь». Министр отпустил, и мы спасли на Ладоге 52 рыбака. Одного сняли со льдины, когда он от безысходности уже вытащил нож и хотел порезать себе вены. Кстати, поддерживаю отношения со многими спасенными рыбаками - трое из них стали моими закадычными друзьями.
- Считаете, сколько человек удалось спасти?
- Считал, но после того как их число перевалило за две тысячи, перестал. Главное, эти люди остались живы.
- Вы как-то говорили, что экстремальные ситуации, адреналин необходимы вам, чтобы успешно делать свою работу.
- Все верно, полярный вертолетчик - как бойцовая собака. Никогда нельзя расслабляться, необходимо быть постоянно в драке. Поскольку любой полет только на пятьдесят процентов зависит от физики (погода, время суток, ветер), а еще на пятьдесят - от психологии. Помню, встречал в Арктике летчиков, которые ставили видеокамеры. Мол, если что с нами случится, пусть хоть семьи увидят. То есть они были готовы умереть, а с таким настроем ничего хорошего не жди. Поэтому пилотов очень важно готовить психологически. К сожалению, методика летного обучения во многом утрачена. И все из-за популярной во время правления Горбачева фразы: «То, что не запрещено, - разрешено». Россия не только в авиации, но и в других сферах страдает от отсутствия внутренней дисциплины. И дело даже не в самолетах, а в человеческом факторе.
- Но и с точки зрения техники ситуация у нас в стране, как я понимаю, тоже довольно печальная...
- Да, она хуже, чем во многих странах мира. Поскольку в России нет планового подхода к технике. Сроки эксплуатации постоянно продлеваются, то есть мы сами залезаем в мешок. Долгое время авиации не уделялось необходимого внимания. Сейчас вроде как спохватились, но быстро выправить ситуацию невозможно. Лишь постепенно - прежде всего необходимо обновить парк самолетов. Говорю не только об иностранных лайнерах, но и об отечественных разработках. SuperJet - хорошая машина, которой можно гордиться, и не ее вина, что она прошла четыре стадии финансирования. Украинский Ан-48, к которому и Россия имеет непосредственное отношение, - тоже качественный самолет. Так что если не цепляться за устаревшую технику, у российской авиации может быть хорошее будущее. Уверен, появятся асы и среди нового поколения пилотов.

Вера сильнее боли

- Знаю, что вы активно занимаетесь благотворительностью. Как к этому пришли?
- Думаю, такова потребность многих - не только самим улыбаться, но и видеть улыбки других людей. Естественно, мне не нравится, что у нас есть оборванная детвора. Поэтому мы и содержим на Валааме детский театр и воскресную школу. Там у нас друзья-монахи, помогаем монастырям и в других местах. И вообще добро всегда окупается добром. Ведь монахи несколько лет назад фактически спасли мне жизнь.
- Тогда вы попали в жуткую автокатастрофу…
- Да, боль была жуткая, из артерии на шее шла кровь, набрал было 03, но сбросил звонок - решил, что «скорая» все равно не успеет. Тогда позвонил отцу Мефодию, попросил помолиться за меня. Но он заставил отбросить мысли о смерти, узнал, где я нахожусь, и вскоре прибыли монахи вместе с врачами. Вскоре выяснилось: рядом с местом катастрофы находилось подворье Валаамского монастыря. Причем когда отцы начали меня соборовать, боль сразу прошла - это разве не чудо?!
- Чудо и то, что вы вновь вернулись к своей работе после тяжелейших травм.
- Врачи, глядя на мои сильно переломанные ноги, давали плохие прогнозы - вплоть до ампутации. А монахи, напротив, поддержали, вселили веру в успешное восстановление. Построил график: начинать день не с уколов, а с молитвы и зарядки. Вы удивитесь, но это, возможно, были самые лучшие дни в моей жизни - я поставил перед собой цель и неуклонно благодаря вере и внутреннему стержню шел к ее выполнению. Спустя два с половиной месяца после аварии впервые встал на ноги, последующие полтора месяца заново учился ходить, а через два года восстановился полностью.

Сергей ПОДУШКИН