Так держать!

Жить никогда не поздно

Петербурженка Валентина Кокорева выпустила свой первый сборник стихов в 100 лет

Валентина Александровна Кокорева - человек поистине уникальный. Ей уже 100 лет, а она энергична, бодра. И мало того - пишет стихи! Недавно в свет вышел ее первый сборник стихов «Когда вспоминаю - молодею». Вдумайтесь - поэтический дебют в 100 лет! Вообще-то стихи Валентина Александровна начала писать еще в детстве, но не пыталась их издавать. Это было для себя. Сначала просто увлечение, а потом творчество стало ее отдушиной в дни испытаний. Увы, таких дней на ее долю выпало очень много. Валентина Александровна прошла финскую войну, потом была направлена в Брестскую крепость, где встретила Великую Отечественную. Попала к немцам в плен, прошла пять концлагерей - и выжила! В лагерях познакомилась со своим будущим мужем, врачом Николаем Петровичем Кокоревым, родила  дочку. А после войны, вернувшись на родину, столкнулась с недоверием и пренебрежением. На них с мужем, бывших военнопленных, начальство и чиновники смотрели с подозрением, считали за людей второго сорта.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Спасает чувство юмора
Несмотря на все житейские невзгоды, Кокорева остается человеком добрым и жизнерадостным. Более того, в ней столько внутренней силы и задора, что, глядя на нее, хочется улыбаться! С первых минут разговора Валентина Александровна покоряет собеседника. Вот она изящным жестом поправляет седой локон и рассказывает, что после встречи с нами пойдет на свидание с поклонником. С ним она недавно познакомилась, но вроде бы он интересный. Молодой, правда. Всего-то 75 лет!
А еще Валентина Александровна подкупает своей прямотой и честностью. О своей жизни она рассказывает без прикрас. Например, что пошла добровольцем на финскую войну не в патриотическом порыве, а потому, что хотела уйти от опостылевшего мужа. Честно признается, что в первый раз вышла замуж по глупости. Ей было 25 лет, она считала себя «старой», ведь все остальные подруги уже успели завести семью. Вот и согласилась на предложение одного ухажера. Но с нелюбимым совместная жизнь не сложилась. Чтобы не обижать его разводом, девушка ушла в армию.
Ее там сразу сделали капитаном и дали в управление санитарный возок. Надо заметить, что Валентина Александровна всю жизнь проработала врачом, и родители у нее были врачами. В детстве она мечтала стать оперной певицей или артисткой, но папа с мамой ее отговорили. Дескать, голос потерять можно, а вот умелый врач всегда нужен. Валентина в будущем еще не раз убедится в правильности этого выбора. Специальность позволила ей выжить в концлагерях и не остаться безработной после возвращения из плена.
В финскую войну она отличилась тем, что во время тяжелого боя вывела несколько десятков человек из окружения. За что получила медаль «За отвагу». Однако о своем подвиге Валентина Кокорева опять-таки рассказывает с изрядной долей иронии.
- Это случайность, - упорно отказывается от славы героини Валентина Александровна. - Просто солдаты были испуганы и растеряны. А я смогла увидеть одну тропиночку, где, как мне показалось, меньше стреляли. В ту сторону увела солдат. Вот и весь сказ.

«Не наводите паники»
Но вот окончилась война с Финляндией, и Валентину направили в военный госпиталь под Брестской крепостью. Той самой крепостью, которая одной из первых примет на себя удар фашистов и останется в истории символом непоколебимой стойкости.
- Наш госпиталь был расположен перед Брестской крепостью на ничем не защищенной местности, - рассказывает Валентина Кокорева. - Слухи о возможном нападении, конечно, ходили. А в июне в наш госпиталь все чаще стали поступать раненые пограничники, двое из них скончались. Мы подозревали немцев, на душе было тревожно. Мы ведь понимали, что наша крепость не отвечает современным стратегическим требованиям и вряд ли сможет устоять против сильного врага. Также мы понимали, что в случае войны наш госпиталь окажется в каменном мешке. Разговоры о его эвакуации шли уже больше года, но все оставалось по-прежнему. Некоторые доброжелатели из местного населения, которых мы иногда лечили, предупреждали нас: «Пане, буде война, не ходите в крепость!» Я решила поделиться своими сомнениями с комиссаром Богатеевым и с заместителем начальника НКВД Бреста Федором Сидоровым. Но комиссар на мой вопрос коротко ответил: «Не наводите паники». А Сидоров сказал, что у меня болезненная фантазия.
21 июня все-таки был отдан приказ о срочной эвакуации госпиталя и медсанбата. Ответственной за нее назначили Валентину Александровну. Она успела отправить тех пациентов, которые могли перенести дорогу, в Пинск и Кобрин. Но некоторые пациенты и сотрудники все равно должны были остаться в госпитале. Валентина чувствовала надвигающуюся угрозу, но думала, что в худшем случае возникнет конфликт регионального значения, а вовсе не полномасштабная война. Прикидывала, как действовать в новых условиях. Вспомнилось вдруг, как во время учений в Гродно заместитель начсанарма 3-й армии Николай Кокорев (тот самый, с которым позже Валентина близко познакомится в концлагере), докладывая о работе медицинской службы во время наступательных боев, заикнулся как-то о действиях в случае отступления наших войск. Его прервали, закрыли карту и строго указали: «Ни о каком отступлении ни при каких обстоятельствах речи быть не может. Запомните это и усвойте раз и навсегда».

Первые потери
А тем временем события развивались стремительно. Вечером 21 июня Валентина столкнулась с одним из докторов госпиталя, который провожал в этот день жену и дочь в Москву. То, что он увидел в Бресте на вокзале, ему совсем не понравилось. «Очень много гражданских. А главное, много военных. И некоторые говорят по-немецки. Кажется, дело - дрянь!» - взволнованно рассказал доктор.
- Как выяснилось позже, уже к двадцати часам в Бресте вся связь и железная дорога были в руках у немцев, - отмечает Валентина Кокорева. - И в последнем составе, прибывшем из Германии, был не уголь-антрацит, а солдаты вермахта, переодетые в нашу форму. Вот зачем они убивали наших пограничников!
Она дежурила в ночь с 21 на 22 июня. Предчувствия были дурные, и они не обманули. Утром немцы начали артобстрел крепости. Выжившие сотрудники госпиталя побежали в газоубежище. Валентина тоже направилась туда, но по дороге встретила молоденького бойца, который стоял на посту у поликлиники.
- Парень не понимал, что происходит, - говорит она. - Стоял с вытянутым вперед ружьем и тупо смотрел перед собой. Увидев меня, он продолжал так же стоять и только беспрерывно спрашивал: «Что это? Что это?» Я отвела дуло, направленное на меня, сказала, что это - война, и, ухватив его за руку, потащила за собой. Но он вырвался и побежал под дерево, я же с разбега упала на землю. И вовремя, так как с неба начали падать бомбы. Оглянувшись назад, я увидела этого солдата, стоявшего под большим деревом. Только успела подумать, что дерево - это же хорошая мишень, как боец стал медленно оседать. Я подбежала к нему. У парня под левой ключицей торчал огромный осколок снаряда. Он был мертв. Но я не могла окончательно поверить в это: искала пульс, припадала ухом к сердцу... Это был первый наш советский человек, убитый фашистами у меня на глазах. Какое-то время я в ступоре стояла на коленях около погибшего, бессильно опустив руки, но разорвавшийся рядом снаряд вывел меня из оцепенения. Что-то ударило меня в левую ногу, приподняло над землей и отнесло в яму. Больно щелкнуло в левом ухе, и вдруг наступила тишина. Затем - звон в ушах, и я на какой-то миг потеряла сознание. Придя в себя, услышала гул немецких самолетов. Шум в левом ухе не проходил, из раны на левой голени текла кровь, но, к счастью, рана была небольшая, кость не задело.
Валентина стала пробираться дальше в газоубежище. Увидела выбравшихся из-под обломков девчонок, дочек одного из докторов, и повела их с собой. Только каким-то чудом им удалось добраться до безопасного места.

«Не будет вам Сочи!»
В убежище собралось всего около 10 взрослых и 15 детей. Раненых перевязывать было нечем. Пришлось снимать с себя белье и рвать его на бинты. Не хватало воды, дети плакали, одна из женщин рожала, а вокруг шли бои. Крепость стонала и ревела от взрывов. Валентина хоть и была сама ранена, но самоотверженно ухаживала за другими. И даже сделала вылазку наружу, чтобы набрать воды для детей. К сожалению, осколком снаряда пробило котелок, в котором она перетаскивала воду, и вся драгоценная жидкость ушла в землю. Обидно было до слез!
А через пару дней их убежище нашли немцы, вплотную подошедшие к Брестской крепости. У врачей госпиталя при себе не было даже пистолетов - незадолго до нападения на крепость им было приказано сдать оружие. Лезть с голыми руками на захватчиков, вооруженных автоматами, никто не стал. Да и дети были за спиной. Так Валентина Александровна попала в плен. Всех врачей тогда выстроили в ряд и стали требовать у них документы.
- Один из наших докторов, Худяков, сказал, что у него из документов есть только направление-путевка в Сочи, - вспоминает Кокорева. - Прочитав ее, немецкий офицер, знавший русский язык, откинул голову назад и расхохотался. «Сочи? Сочи!.. Ха-ха-ха! Путевка в Сочи. Не будет вам Сочи! В Сочи будем мы!» - выкрикнул он. А потом нас отправили в лагерь для военнопленных.
Там Валентина Александровна лечила наших солдат. Впрочем, эффективную помощь она оказать не могла - лечить было нечем. Фашисты, разумеется, не выделяли нормальных лекарств и перевязочных материалов для пленных. Да и сама Валентина долго мучилась со своим ранением. Рана гноилась более трех месяцев! Ночами не спала. Температура поднималась под сорок. Выжила только благодаря заботам своих коллег-врачей.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

Слабые и сильные духом
Потом были другие лагеря. Вспоминать о том времени Валентина Александровна не любит. Но со свойственной ей прямотой рассказывает даже о самых неприглядных и страшных моментах. О том, как в бараках случались настоящие эпидемии и пленные собирали в коробки сыпнотифозных вшей и подбрасывали их к немцам. Наши умирали - и те тоже дохли как мухи. О том, как врачи лагеря задерживали списки мертвых, чтобы питание умерших отдавали оставшимся в живых. О том, как морфием травили военнопленного Люляву, который был украинцем-националистом и шпионил в пользу фашистов. Он, правда, после отравления выжил, но ненадолго. Его включили в рабочую команду и отправили вглубь Германии, однако другие рабочие-заключенные расправились с ним, утопив в выгребной яме.
Однако самое страшное случилось, когда в концлагере началось людоедство. В самую трудную зиму некоторые раненные в челюсть, которые не могли жевать твердую пищу, стали отрезать кусочки от трупов и варить их в котелках или в банках на буржуйках. Потом некоторые людоеды совсем помешались - стали охотиться уже за живыми. Немцы в результате расстреляли этих сломавшихся людей.
Валентина Кокорева может многое поведать об ужасах концлагерей, но слушать это откровенно тяжело. Поражает стойкость людей, которые в таких условиях все равно верили в лучшее, не опускали руки и боролись за свое будущее. Так, Николай Кокорев, ставший мужем Валентины, организовывал побеги заключенных.
- Он удивительно тонко разбирался в настроении, психологии людей, каким-то чутьем, как у нас говорят, седьмым чувством, безошибочно отличал своих советских от чужих и враждебно настроенных по отношению к нашей власти, - вспоминает Валентина Александровна. - Выделил палату для командного состава. Это был костяк, на который всегда можно было опереться. Теперь нужно было найти выход из нашего третьего корпуса. Спустившись в подвал, мы обнаружили канализационные трубы, ведущие к выходу. Вокруг них было довольно просторно и можно было стоять в полный рост. Но там, где эти трубы сходились к коллектору, обнаружилась стена из кирпича. Требовалось ее продолбить, прежде чем попасть в следующий отсек. Работать было очень трудно. Приходилось все время быть начеку. Пробивали стену сантиметр за сантиметром и только тогда, когда немцы из корпуса уходили к себе в казарму. Но чтобы не попасть впросак и не выдать себя, на втором этаже по черной лестнице у окна незаметно проводились два провода: в случае появления немцев или других подозрительных лиц в подвале зажигалась лампочка, предупреждая людей о необходимости прекращения работы. Кто-нибудь постоянно дежурил у проводов и соединял их, когда нужно было включить лампочку. Первыми через этот ход бежали обожженные летчики, потом раненые комиссары, затем доктор Маслов с фельд­шером Тереховым. На­чали готовить побег большой группе военнопленных, но не успели. За нашим л­юком немцы стали тщательно следить.

Любовь вопреки всему
Именно в это время жесточайших испытаний судьба подарила Валентине настоящую любовь. Николай Кокорев понравился Валентине, что называется, с первого взгляда.
- Оба влюбленные дураки были, - смеется она. - Помню, когда с ним познакомилась, он задержал мою руку в своей. Я же смотрела на него и с еще неясным страхом думала: «Я пропала... Как же вот так сразу можно влюбиться?!» Это было началом нашей большой любви и дружбы. Несмотря на разные трудные, иногда просто непосильные переживания в жизни, я все-таки была с ним счастлива, потому что любила его безоглядно, бе­зумно, страстно. А он даже в концлагере умудрялся за мной ухаживать. То перчатки приносил, то свои сапоги отдавал, то брюки, чтобы их перешили мне в теплую юбку...
Надо сказать, у Николая Петровича была возможность бежать из концлагеря, но он не хотел бросать любимую, которая на тот момент уже ждала ребенка. Однако в октябре 1943-го все равно пришлось расстаться - Кокоревых развели по разным лагерям. А в 1944 году Валентина родила красавицу-дочку, смогла сохранить ей жизнь, несмотря на холод, голод и болезни.
Последний концлагерь, в который попала Валентина, находился в Дзялдово. Его наши войска освободили 19 января 1945 года. Сначала заключенные услышали звук артиллерийской канонады, а потом увидели сбегающих немцев. Воспользовавшись неразберихой, несколько мужчин и женщин с детьми, в том числе и Валентина с дочкой, убежали из барака и спрятались в каком-то доме, покинутом жильцами. Но и тогда их жизнь висела на волоске.
- Помню, дверь распахнулась, и через порог перевалилось двенадцать немецких солдат, а впереди - пленная из нашего концлагеря, полька, которая не раз выдавала нас надзирателям, - рассказывает Кокорева. - Полька злорадно сказала, показывая на нас пальцем: «А вот они! Это пленные русские, они убежали из концлагеря». Мы остолбенели от ужаса! Подумали, что теперь нам конец. А ведь как была близка свобода! Но тут один из немцев, очевидно командир, посмотрел на нас и сказал: «А нам все равно, что вы русские, что поляки, а что еще кто...» И затем, обернувшись к столу, за которым спал один наш мужчина, немец потряс его за плечи, разбудил и попросил: «Покажи нам, куда отступать!» Тут мы обратили внимание, что немецкие солдаты были все похудевшие, с небритыми и изможденными лицами, в грязной, местами оборванной одежде, с оторванными пуговицами на шинелях. В их воспаленных глазах была такая безысходная тоска, что у нас сразу же прошел страх. Нет, эти вояки уже не солдаты, ничего они нам не сделают. И когда наш мужчина их выпроводил, то мы вовсе успокоились.

Освобождение
Измученные бывшие пленники улеглись спать, а следующими, кто ворвался в дом, оказались уже русские солдаты. Вот тогда захотелось плакать от счастья.
- Мы все разом повскакивали с постелей, с пола и бросились к солдатам на шеи, принялись обнимать, целовать их, приговаривая: «Родные вы наши, милые, дорогие! Как долго мы вас ждали!» - вспоминает Валентина Александровна. - Мы все сбивчиво говорили, по щекам текли слезы. А солдатики нас успокаивали и сами чуть не плакали - очевидно, их напугал наш вид. Мы были доходягами, ходячими скелетами. Да и сами солдаты выглядели не очень крепкими: худые, небритые, с покрасневшими от бессонницы глазами, они едва выговаривали слова и здесь же, привалившись к стене, заснули. Мы пошли по ближайшим домам искать еду, чтобы накормить малышей и солдат. И едва успели заварить чай, как наши освободители были уже на ногах: «Некогда нам рассиживаться, пора дальше, на Берлин!»
Но Валентина Александ­ровна не скрывает и другие эпизоды освобождения. Не столь красивые. Ведь на следующий день пришли другие советские солдаты. И если первые, по словам Кокоревой, были добрыми и честными сибиряками, то потом бывшим узникам концлагерей пришлось столкнуться со «штрафниками», которых даже свои называли «бандой головорезов». Многие из них были пьяны, оскорбляли женщин. Насилу от них отбились! Но опять-таки ради справедливости стоит заметить, что были и те, кто заступился за женщин.

Влюбляться, не лениться, не лгать
После войны плен еще не раз аукнется самой Валентине Александровне и ее родственникам. Например, ее брату-близнецу хотели дать звание генерала за его заслуги, однако потребовали отказаться от неблагонадежной сестры. Но брат, тоже военврач, категорически отверг такое предложение и на сделку с совестью не пошел. Саму Валентину в первые годы часто таскали на допросы, а на работе она ловила косые взгляды со стороны начальства. Впрочем, вскоре высокий профессионализм заставил с ней считаться всех коллег, а уж пациенты в Кокоревой и вовсе души не чаяли!
- Понимаете, она очень добрая и ответственная, не дает обижать пациентов, - говорит Надежда, внучка Валентины Александровны. - Бабушка даже в 70 - 80 лет, пока силы еще были, помогала нашим соседям - ходила делать им уколы. Представляете, когда лифт не работал, она поднималась с третьего этажа до девятого! В ее-то годы! Или вот вам другой показательный пример. Однажды она привела домой девушку, которая плакала на вокзале. Оказывается, та приехала в Ленинград поступать в институт, но не смогла пройти конкурс. И вот бабушка, живя на тот момент с мужем и тремя детьми в маленькой квартире, приютила эту девушку. Ее, кстати, тоже Валя зовут. Она прожила с Кокоревыми пять лет, помогала ухаживать за детьми и до сих пор очень нежно относится к бабушке, их связывает настоящая дружба.
Наверное, в этой доброте и кроется секрет долголетия Валентины Кокоревой. А ведь многих людей испытания, через которые ей пришлось пройти, сломали бы или заставили обозлиться на весь мир. Но Валентина Александровна, наоборот, стала мудрее и мягче. А еще ее выручает чувство юмора, которое не дает унывать, и честность, которая не позволяет обманывать себя и других.
- Мне кажется, от себя надо отломить кусочек души, поделиться им. И это сторицей к тебе обязательно вернется, - считает 100-летняя поэтесса. - Что же касается долголетия, то все же никаких личных секретов у меня нет. Нужно просто нормально кушать, нормально спать, нормально, простите, ходить в туалет и обязательно беречь себя и своих близких. А еще влюбляться, не лениться и не лгать.
Юлия ЛИ
Фото Святослава АКИМОВА
и из архива Валентины Александровны КОКОРЕВОЙ

 

Стихи Валентины Кокоревой

***
Как неприглядна старость
(Теперь я поняла).
Как мало дней осталось,
Чтоб завершить дела.
А дел вокруг так много!
И хочется поспеть
Еще пойти в дорогу,
Еще не раз запеть.
А сил все меньше, меньше -
Не разбежаться вдаль.
Дела все мельче,  мельче...
Как молодости жаль!
Зачем-то все причастней
Ко всем и ко всему
Я становлюсь, и властно
Подчинена уму.
А в молодости чувства
Смеялись над умом.
А в молодости буйство
Сжигало все огнем.
А впрочем, не жалею
Теперь я ни о чем.
Как вспомню - молодею,
И все мне нипочем!

***
Заброшу все свои дела
Ко всем чертям собачьим,
И электричка понесла
К домишкам малым дачным.
Прицельно смотрится в окно,
За ним мелькают вербы.
И без конца твержу одно:
Скорей, скорей, скорей бы.
Ритмично вторит стук колес.
Вдали озерца, гладкий плес.
Пора сходить, мчусь босиком
По насыпи,

Одним броском.
Такая тишь,
Что храм исповедальный.
Лишь от волны шуршит камыш,
Таинственно-печально.
И, растянувшись у воды,
Прикрыв глаза в истоме,
Увижу белые сады
И город незнакомый.
А в нем тебя, твои глаза,
Пронзительно сверлящи.
Твое лицо, мое в слезах,
И поезд уходящий.
Я в воду руку опущу.
И вспомню все, как было...
И снова все тебе прощу,
Ведь я тебя любила.

Шинель
Вернулась с войны, из плена,
Мне нечего было жевать.
Шинель, что почти истлела,
Пошла на базар продавать.
Была она серо-желтая
Вся выношенная, потертая.
Шинель мою щупали, гладили,
Подняв, проверяли на свет,
Внакидку на плечи ладили...
- Берете ее или нет?
Но тут инвалид на протезе
Погладил меня рукой:
- Послушай, в таком вот разрезе:
Иди-ка ты, девка, домой!
Шинель-то, смотри, прострелена,
Небось, не в тылу, а там...
Крепись, как солдату велено!
- Конечно же, не продам!
Мы в Финскую с нею вместе
Лежали в жгучих снегах.
Со мною была она в Бресте,
Со мною - в концлагерях.
...Шинель
развернула, накинула
(Еще пригодится не раз!),
Пилотку на лоб надвинула
Под взглядом сочувственных глаз.
Потом развернулась по-воински,
Налево, вздохнув глубоко...
И пошагала с достоинством,
И стало на сердце легко!