В гостях у «Смены»

Юрий Томошевский: «Чехов и Горький круче андеграунда»

У главного режиссера Санкт-Петербургской филармонии для детей и юношества - пылкий роман с русской классикой

Когда юная Фаина Раневская впервые попала в Московский Художественный театр на пьесу «Вишневый сад», она оцепенела. Очнулась, услышав голос капельдинера: «Барышня, пора уходить!» Раневская, заливаясь слезами, ответила: «А куда же я теперь пойду?..» Похожая история случилась почти сто лет спустя после того же «Вишневого сада» в Санкт-Петербургской филармонии для детей и юношества. Растроганную даму пришлось провожать к выходу Юрию Томошевскому - известному актеру и режиссеру, который последние пять лет возглавляет драматическую труппу филармонии. Зрительница повторяла, что он обязан поставить чеховскую «Чайку». Ссылки на скудость бюджета женщину не смутили: она оказалась успешной бизнесвумен и в результате… спонсировала постановку. Молодая драматическая труппа филармонии показала такой спектакль, после которого и млад и стар только и могут произнести: «А куда же я теперь пойду?»

Кровью давалось
- Юрий Валентинович, после вашей «Чайки» актеры и зрители стоя аплодируют друг другу и никак не могут расстаться. У актеров это не наигранное?
- Бог с вами, это ж им кровью давалось! Срепетирован весь спектакль был у меня дома, на кухне, почти целиком, разбирали мизансцены до жеста, до поворота головы. На сцене все сложилось мгновенно. Мы строго следовали за мыслью Чехова, учли все авторские ремарки, не изменили ни одной запятой. Можно было бы покуролесить вволю, сделать спектакль модным, но эти радости - на один показ. Удивились - и забыли. А наша «Чайка» раз от разу только «растет».
- Как удалось собрать такую прекрасную труппу?
- По человечку, по одному человечку выкристаллизовывался коллектив. Текучка была невероятная. Не раз случалось так, что актер, удачно сыгравший главную роль, стремился к другим усло­виям. Бывало и зазнайство. Сегодня в «Чайке» играют те, которые не сломались: Татьяна Морозова, Анна Некрасова, Сергей Куницкий, Андрей Калеев, Анфиса Михайлова, Юрий Захаров... Я на них и делал ставку. И не ошибся.
- Но живется нелегко?
- Нелегко! Средств никаких. Держатся только за счет того, что духовное в них живо. Случаются какие-то подработки, озвучание, участие в концертах - вот так вот держатся. Спрашиваю одного талантливого актера: «Ты сколько получаешь?» - «Десять». - «А за съемную квартиру сколько платишь?» - «Шестнадцать».

Гимн жизни на нарах
- Теперь понятен выбор вашей следующей постановки - пьесы Горького «На дне».
- А что, мы не на дне, что ли? Убежден, что все происходящее в пьесе - абсолютно сегодняшняя ситуация. Те проблемы, что там поставлены, должны быть осмыслены, прочувствованы молодыми. Никакой грязи, ковыряния в язвах на сцене не будет. Декорации талантливейшей Ирины Бирули - чистые, красивые, нары - только намеком, в глубине сцены. Потому что эта пьеса не об ужасах, она - о выборе жизненного пути. Это гимн любви к жизни.
- Разве?
- Смотрите, пропитой уголовник Сатин помнит, что «Человек - это звучит гордо!». Барону, у которого все уже было и он опустился ниже некуда, все равно интересно, что же будет дальше. А утром как они все просыпаются - с мыслью «Жив, хорошо!». И начинают искать что поесть, наводят порядок, стучат молотками и бегут на базар. Жизнь кипит!
- А для чего она кипит, такая жизнь?
- Для того, чтобы зритель задал себе именно этот вопрос. И подумал: как мне не оказаться там, на дне, с такими мозгами, как у Сатина? Или не рухнуть с высоты, как Барон? Не исключено, что кто-то задумается, так ли страшно оказаться на дне, не главное ли - остаться человеком? Вон Васька Пепел - внук вора и сын вора, а пытается спасти Наташу, показать другой мир. Разве он не остался человеком?

Борисов тянул и толкал
- Рамки Филармонии для детей и юношества вас не ограничивают?
- Рамки таковы: я должен ставить только классику. А для меня это не рамки - это мечта моя. Как растет на русской классике публика! Вот у нас четвертый сезон идет «Гроза» Островского. Если бы видели, что творилось первый год в этом скромном зале бывшего кинотеатра «Спорт»! Ерзали, ходили, болтали. Сейчас - нет. Сели, застыли - и пролетел спектакль.
- Судя по всему, вы возвращаетесь к классической школе Георгия Александровича Товстоногова. Вы ведь много лет играли под его руководством?
- Лет двенадцать. Я действительно к нему возвращаюсь. Время, когда я, уйдя из БДТ, стремился к новому слову, повороту, в общем, андеграунду, прошла. В созданном мною «Приюте комедианта» я достаточно поизощрялся. Теперь для меня важнее не самовыражение, а отображение идей авторов пьес. Антон Чехов и Максим Горький круче андеграунда.
- А как вы, родившийся в Пятигорске и учившийся в Москве, попали в легендарную труппу Большого драматического?
- Просто приехал с пятнадцатью товарищами, закончившими Московский институт искусств имени Луначарского, на просмотр. Если бы не Олег Борисов, меня бы не взяли. Он громогласно за­явил, показывая на меня: «Этого парня надо брать!» Первую роль я тоже получил с его легкой руки. И когда играл, он стоял за кулисами, смотрел: не подвел ли я его.
- Вы рисуете идиллический образ Олега Ивановича, а говорят, он был жестковат...
- Его даже прозвали «отцом русской злобы». Но почему-то ко мне он отнесся по-отечески. Он тянул меня на сцену и в кино сниматься толкал.
- А вы следили за ним из-за кулис?
- Не пропустил ни одного спектакля! Я напросился в массовку «Трех мешков сорной пшеницы», где герой Борисова умирал. Насколько это был великий, гениальный актер, если каждый раз, когда он кричал и падал, я хотел броситься к нему!

Мечты не об отдыхе
- Знаю, что у некоторых режиссеров только одна мечта - отдохнуть от ежедневных репетиций. А о чем мечтаете вы?
- Мне интересно работать, а не отдыхать. Сам я мир посмотрел - везде был, и сейчас мне интереснее вывозить в разные страны ребят. Вот только что мы были на гастролях в Кишиневе, в декабре едем в Израиль. А отдых от репетиций мне вообще противопоказан. Я живу ими, это важно для моего ежедневного самочувствия. Я чувствую себя нормально только потому, что репетирую. И я не умру, пока репетирую. А мечтаю я о том, что буду ставить в следующем году. Если бы у меня была возможность поставить «Три сестры», я был бы счастлив. А какие еще мечты могут быть у главного режиссера?!

Людмила АНДРЕЕВА