В гостяху «Смены»

Фарух Рузиматов: «Меня взяли в балет из пионерлагеря»

Знаменитый танцовщик уверен, что состояться в профессии означает остановиться в развитии

Всемирно известный танцовщик Фарух Рузиматов никогда не заглядывает в будущее, не роется в прошлом - он живет здесь и сейчас. Считает, что танцовщик не должен много говорить: его слова - танец. Рузиматов - против массового балета, против классики на современный лад, он - за танец камерный, за искусство в чистом виде. Знаменитый артист, в репертуаре которого множество ролей - от Принца в «Щелкунчике» до Хозе в «Кармен», - смущается при слове «юбилей». Он знает: век танцовщика - короток, но свою карьеру завершать не собирается. 26 июня ему исполнится 50. О том, с чего все начиналось, Фарух Рузиматов рассказал «Смене».

 



Барышников не хотел творить на родине
- Фарух Садуллаевич, кто вам привил интерес к искусству, к балету? Наверняка в детстве у вас были свои кумиры, на которых хотелось быть похожим.
- Интерес к танцу проснулся во мне не сразу. С 10 до 13 лет - первые годы обучения в Академии Вагановой - это неосознанное время, которое вообще можно пропустить. А вот в юности появился педагог, сумевший мне что-то внушить, объяснить, привить любовь к искусству. И конечно же, любовь к труду. Я хорошо помню последние четыре года перед выпуском из академии - в 80-х в Петербург приехала испанская труппа во главе с танцовщиком фламенко Антонио Гадесом. Их спектакль «Кармен» в «Октябрьском» произвел настолько сильное впечатление, что кое-что поменял в моем мировоззрении. А Гадес в роли Хозе был просто необычайно хорош. А спустя несколько лет, когда появились первые видео и кассеты, я познакомился с творчеством Фернандо Бухонеса, американского танцовщика, который был ведущим артистом Метрополитен-оперы в Нью-Йорке. Это был человек, потрясший меня исполнением именно классического танца.
- А как же советские мастера балета? Они в кумирах не значились?
- Уже позднее я, конечно же, смотрел записи выступлений советских артистов - Рудольфа Нуриева и Михаила Барышникова. Им подражали, перед ними преклонялись. С Барышниковым я встречался несколько раз. Была идея сделать совместную программу, но он, увы, отказывался ставить спектакли в России, принципиально. Тем не менее его творчество - тот этап развития, который всегда останется со мной.

Никогда не был на каторге
- А как вы попали в академию? Это инициатива родителей?
- Я прошел по конкурсу. И родители тут ни при чем. Да я и сам не стремился в этом конкурсе участвовать. Моя карьера началась во время тихого часа в пионерлагере, летом… Мы с семьей жили в Таджикистане, в это время педагоги из Ленинградского хореографического училища - так раньше называлась балетная академия - набирали ребят со всего Советского Союза. Почему тогда из трехсот человек во время этого тихого часа выбрали именно меня, остается загадкой до сих пор - я просто не понимаю. В Ленинграде снова был конкурс, и наша таджикистанская группа в составе десяти человек - пять девочек и пять мальчиков - стартовала.
- Многие дети, которые когда-либо учились в музыкальной школе, называли эти восемь лет обучения каторгой. То же самое и про балетные училища говорят. Не хотелось вам все бросить и снова стать обычным мальчишкой, вместо того чтобы день напролет стоять у балетного станка?
- Мне не хотелось. Знаете, переход из такой обычной жизни в жизнь балетную произошел довольно плавно. И физически, и психологически. Для меня танец с первых шагов был счастьем. А первый выход на сцену Кировского театра - потрясением! Подобные потрясения, наверное, каждый ребенок проносит через всю жизнь. Поэтому для меня балет никогда не был каторгой и не будет. Да, танцевальное искусство - тяжелый труд, но в то же время это радость - заниматься тем, что ты любишь.Искусство -череда ориентиров
- Наверное, и конкуренция среди учеников была довольно острая?
- До 14 лет мы были дружные, мирные, играли в футбол, жили той же жизнью, что и все остальные, - в общем, нормальные мальчишки. А потом началось соперничество. Где-то на четвертом году обучения. Ситуация в классе была довольно острая, но я считаю, это здорово. Конкуренция всегда нас двигала, в искусстве так и должно быть. Искусство - это череда ориентиров, ты доходишь до одного, потом ищешь другой, и сзади постоянно чувствуешь кованый сапог. Человек, который говорит: «Я в своей профессии состоялся», просто хоронит себя заживо, его можно уже закапывать. Понимаете, в искусстве нельзя состояться, разве что в какой-то определенный и очень короткий момент своей карьеры. А «достигший всего» - не представляет как профессионал никакой ценности, ведь ему больше нечего искать. Это как театр в понимании Николая Акимова: тот, который достиг совершенства, - обречен. Да, век танцовщика короткий, и нужно быстро добиваться высот, но дело ведь не только во времени. Есть примеры, ломающие стереотип о скоротечности балетного века. Майя Плисецкая, например. Вопрос не в возрасте, а в качестве артиста: пока он может держать публику, пока ему есть что сказать, он будет танцевать на большой сцене. И он постоянно должен двигаться вперед. Я - за движение.

Анна ЖАВОРОНКОВА
Фото Святослава АКИМОВА

12.10.2015