В гостях у «Смены»
Владимир Комельфо:
«Утром в зеркале встретил лицо. Даже узнал»
Известный петербургский художник откликнулся на глас небесный
Картины петербургского художника и поэта Владимира Комельфо объехали весь мир. Многие из них не вернулись на берега Невы: они приобретены для музеев и частных коллекций Франции, Италии, Турции, Бразилии и других стран. Однако это не обеднило выставку по случаю 60-летия Комельфо - на днях она с успехом прошла в галерее «Мастер». С годами наш мастер так и не стал осанистее или медлительнее, он рвется к холсту и перу, словно юноша, и новые произведения рождаются чуть ли не ежедневно. С таким же молодым задором Владимир Комельфо ответил на вопросы «Смены».
Честная и частная
- Владимир Маркович, как бы вы сами определили свое призвание: график, поэт, живописец, человек-оркестр?
- Человеком-оркестром себя точно не ощущаю. А вот художником и поэтом - вполне. У картины и стихотворения есть много общего. По крайней мере процесс создания абсолютно одинаков: краски и слова ищутся и находятся в едином порыве. Не знаю, как это было, скажем, у Максимилиана Волошина, но у меня вот такое ощущение.
- Только что завершилась ваша 34-я персональная выставка. Каковы ощущения: петербуржцы вас поняли?
- Возможно. Но я не этого добивался. Я сделал то, что хотел, - показал свой взгляд на самого себя. Да-да, я говорил языком живописи именно про самого себя. А поняли петербуржцы меня или не поняли, сложно ответить. Даже не знаю, что лучше: чтобы они меня поняли или нет…
- Вы не претендуете на понимание и восторг поклонников?
- В картинах, представленных на выставке, запечатлена моя рефлексия, мой город, моя жизнь в этом городе. Интеллигентская рефлексия, которая ни на что особенно не претендует. Поэтому и выставка не претендует на фанфары. Она как бы личная, частная. Нет, вернее, честная и частная. Чувственная личная работа.
Таможня не дает добро!
- Ваша недавняя выставка под названием «Ненормативная лексика» была доступнее зрителям, чем нынешняя?
- Выставка оказалась доступнее не только нашим, но и зарубежным зрителям: она объехала чуть ли не всю Европу. Каждая картина отображала одно нецензурное слово. Люди сами должны были догадаться, какое именно. Разумеется, испанцам или норвежцам подобное оказалось не под силу. Им просто понравились картины. Отказалась выставлять у себя цикл «Ненормативная лексика» только Финляндия. Видимо, на таможне нашлись знатоки русского языка!
- Как пришла идея «Ненормативной лексики»?
- Легко! К сожалению, такая лексика идет отовсюду. Сейчас у меня дом на ремонте, в лесах. По ним сверху вниз бегают гастарбайтеры и разносят эту лексику с утра до вечера. Во время перерывов они поют на родном языке, но ругаются исключительно по-русски. Когда мат несется с крыши, он воспринимается как глас небесный. Разве может художник на него не откликнуться?
Компьютерный арабеск
- Владимир Маркович, как, на ваш взгляд, изменился в художественном плане Петербург за последние десятилетия?
- Я бы отметил, с позволения сказать, нехватку смелости у творческих людей. Все стали боязливые. Боимся что-то сделать, сказать. Наш город, как никакой другой, способен выдавать более яркие, более самостоятельные идеи. Но не выдает.
- Например?
- Недавнее рассмотрение проектов набережной Европы показало, что все они сделаны будто бы трясущимися от страха руками. Все робкое, вторичное, провинциальное. А ведь как смело работал зодчий Росси! Не боялся смешивать стили, дерзновенно мыслить. И получались шедевры. А что предлагают сегодня? Вторую сцену Мариинки? Помилуйте, мы же так из Европы превратимся во что-то местечковое. Станут ли дерзновенными, глядя на все это, нынешние молодые? Не превратятся ли они в генетически боязливых людей, без полета мысли, духа? Это не то что пугает - скорее настораживает. Петербург стал мелковато мыслить.
- А для вас как художника и поэта было лучшее, чем сейчас, время?
- Для меня лично - нет. Легче всего мне работается именно сегодня. Я окончательно понял, что без творчества не могу жить. И успокоился. Что бы ни преподнесла жизнь, я знаю, что буду рисовать и писать. Это мой образ существования. Благодаря ему я не чувствую, что мне стукнуло шестьдесят, - разве что когда поднимаюсь к себе в мастерскую на седьмой этаж по лестнице. А если еще к зеркалу не подходить - вообще ощущаю себя задорным, веселым, богемным художником! Я вот только что написал «Компьютерный арабеск» - как раз о том, что не надо смотреться в зеркало: «Утром в зеркале встретил лицо. Даже узнал» - и так далее. В общем, не надо зацикливаться на внешнем, лучше побольше проявлять внимания к внутреннему. Именно за это я и благодарен живописи и поэзии. Они просто толкают в правильном направлении.
Людмила АНДРЕЕВА
Фото Святослава АКИМОВА
