В гостях у «Смены»

Николай Боярчиков: «Наш балет больше не впереди планеты всей»

Знаменитый хореограф переживает из-за того, что в балетном искусстве стало выгоднее покупать чужие произведения, чем придумывать свои

Знаменитый балетмейстер Николай Боярчиков принимает поздравления с юбилеем. 27 сентября народному артисту России, лауреату Государственной премии, профессору Санкт-Петербургской консерватории, лауреату премии «Золотой софит» исполнилось восемьдесят. Боярчиков дебютировал на ленинградской сцене в качестве танцовщика в 1954 году, а в качестве балетмейстера - в 1967 году. Как эволюционировал отечественный балет в последние десятилетия? Своим мнением лучший хореограф Петербурга поделился со «Сменой».

Пострадал из-за Бартока
- Николай Николаевич, одна из ваших самых смелых постановок в семидесятые годы - хореографический вариант рок-оперы «Орфей и Эвридика» на музыку Александра Журбина. Как вам удалось протащить рок на сцену государственного театра?
- А нам и не удалось протащить «Орфея и Эвридику» в качестве рок-оперы. Александр Журбин рассказал принимающим спектакль товарищам целую историю про то, что это на самом деле зонг-опера, долго рассуждал о том, что зонги придуманы идейно близким Брехтом… В общем, подготовился. И это довольно легко прошло. Но сделал я эту работу все-таки не в Ленинграде, а в Перми, где руководство города ко мне относилось лояльнее.
- Чем же вы не угодили ленинградскому руководству?
- Проявил идеологическую незрелость - поставил балет «Чудесный мандарин», который запретили.
- Что же вы такого показали?!
- Ничего особенного. Просто главная героиня балета - проститутка. Я, конечно, заменил это страшное слово другим, полегче, - «гулящая». Но это не спасло. Комиссия изумлялась, как только мне такое в голову могло прийти. А это ведь не мне, а классику Беле Бартоку пришло такое в голову, причем с успехом исполнялось во всем мире к тому дню уже более пятидесяти лет.

Третьекурсник, за дело!
- Получается, советская власть вам насолила?
- Были разные моменты, но я не могу точно сказать, когда более солоно - тогда или сейчас. Не скажу, обо что тяжелее ударяться - об идеологические догмы или о рыночные отношения. С одной стороны, заставляли всех плясать под одну дудку, ставить балет только так, и никак иначе, приходилось бороться на каждом шагу. С другой стороны, у молодых был шанс пробиться без связей и денег. Когда в Малом театре оперы и балета возникла необходимость поставить новый балет Вениамина  Баснера «Три мушкетера», а штатные режиссеры оказались занятыми выпус­ком других премьер, учителя рекомендовали именно меня, студента третьего курса балетмейстерского факультета Консерватории. Малый театр рискнул. Потом я проработал там долгие годы.
- Сейчас такая история может показаться фантастической. Наверняка ваши ученики даже после окончания Консерватории  не получают приглашений в прославленные театры и долго пробивают себе дорогу на приличную сцену?
- Совершенно верно. Они, как правило, востребованы, если можно так выразиться, в смежных сферах. Занимаются пластикой с драматическими актерами, ведут разные кружки…
- А что еще изменилось в балетной практике?
- Сам балет. Мне кажется, что повальное увлечение силовыми номерами и трюкачеством - это не очень хорошо. Но что поделаешь? Востребованы именно такие номера.

Вопросына засыпку
- Николай Николаевич, а теперь главный вопрос: мы по-прежнему «в области балета впереди планеты всей»?
- Нет, не впереди. На высочайшем уровне - только балетные труппы. Все-таки и в Петербурге, и в Москве хореографические школы по-прежнему великолепны. Но по другим параметрам балетный театр год от года теряет свои позиции.
- В чем это выражается?
- За последнее время ни одного нового балета не написано. Стало выгоднее покупать чужое произведение, чем создавать свое. А раньше работали целые объединенные команды из композиторов, либреттистов, хореографов. Была заинтересованность страны в целом и руководителей культуры в частности, чтобы вырастали свои таланты и ставились свои произведения. А сегодня мы что-то и не слышим о выдающихся, событийных, совершенно новых балетах даже в таких гранд-коллективах, как Мариинский театр.
- Вы говорите, что боролись за новые произведения. А почему сегодня балетмейстеры не борются?
- Потому что сегодня балетом руководят не балетмейстеры, а танцовщики. Есть одно-единственное исключение - Алексей Мирошниченко в Пермском театре. Все остальные - танцовщики, не владеющие даже балетмейстерскими азами. Поэтому единственное новое, что они могут предложить, - это сборный концерт из не связанных между собой частей. Где уж тут шествовать впереди планеты всей! Главные режиссеры тоже изменились: если раньше это были люди, умеющие наладить творческий процесс, то сейчас это скорее ловкие деловые ребята. Вместо развития балетного искусства они занимаются сдачей в аренду здания и труппы. А продвижение вперед возможно, только если театр движется сразу в трех-четырех направлениях. Прежде всего - сочинение своих, авторских спектаклей, потом - оттачивание классического репертуара, потом - экспериментальные, студийные постановки… У нас ничего этого нет. Такая беда. Кстати, позволите и мне теперь вам задать вопрос на засыпку?
- Конечно!
- Кто написал эти слова: «Я считаю петербургский балет первым в мире именно потому, что в нем сохранилось то серьезное искусство, которое утрачено за границей. Петербургский балет не падает и не будет падать до тех пор, пока в него не проникнет увлечение иностранной школой»?
- Трудно сказать, но звучит актуально.
- Это слова гениального Мариуса Петипа, напечатанные в одной из петербургских газет 2 декабря 1896 года. Вы сказали «актуально», и я с вами согласен. Жаль, что эти слова производят на нас такое впечатление, будто сказаны сегодня…

Людмила АНДРЕЕВА